Глава V
Инквизиция.

Старый тракт, вопреки моим ожиданиям, оказался довольно
накатанной дорогой. Севернее того места, где мы вышли из леса
светились огни небольшой деревеньки. Туда-то мы и направились.
Около частокола, окружавшего деревеньку, нас окликнул
стражник.
- Стой! Кто идет?
Со сторожевой башенки по бревну съехал бородатый мужчина.
- Стойте, не двигайтесь, - мужчина смерил нас недоверчивым
взглядом, - кто вы такие, путники?
Я так и чувствовал, как мой затылок сверлят дюжина взведенных
арбалетов. То телу непроизвольно забегали мурашки разбуженной
магии.
- Грол, - тут же послышалось со стены, - тот черноволосый
ворожить вздумал.
Бородач усмехнулся, с невероятной скоростью выхватил из
ножен меч и приставил холодное острие к моему горлу.
- Ты думаешь, что быстрее стали, - ледяным тоном прорычал
бородач, - попробуешь еще раз, последние секунды в этом мире
проведешь без головы.
Сирон было, бросился мне на выручку, но в землю у его ног со
свистом шлепнулся арбалетный болт. А из окружающей нас темноты
выскочил еще один человек и скрестил свои мечи как ножницы на шее
Сирона, тот замер, боясь шевельнуться.
Я с большим усилием успокоил взбунтовавшуюся силу. Бородач
бросил взгляд в сторону погруженной во тьму стены и, кивнув, убрал
меч.
- Так-то лучше, и больше не пытайся. Предупреждаю я один раз. 
А теперь объясняйте, что вы здесь делаете, а еще лучше
разворачивайтесь и уходите, мы чужаков не любим.
Тут из темноты вышел Мириам. 
- О Гарфилд, собственной персоной, - расплылся  в улыбке
бородач, - сколько лет сколько зим.  Какими судьбами в наших краях?
- Здоровья и успехов тебе, Грол, - чуть поклонился Мириам, - я
веду двух магов в Шанор, и пришел просить у тебя коней.
- Что ж, - почесал бороду Грол, - коней я тебе дал бы, но сейчас
времена не те, лучших коней берут и не возвращают. Так что глава наш,
долгих лет ему жизни, по вопросу коней для таких как ты, приказал
обращаться непосредственно к нему. Так что не обессудь.
- По-моему, за каждого коня Шанор вам платит полновесной
монетой,  а в случае пропажи выплачивает его стоимость в двойне. Ведь
так? - Запротестовал Мириам.
- Так то оно так, - замялся бородач, - но мое дело служивое, мне
приказывают, я выполняю. Поэтому ступай к главе и получи у него
уведомление для меня, и вот тогда милости просим в наши конюшни.
Сирон крякнул. Обернувшись, я увидел, что мечи так и покоятся
у его шеи. Мириам тоже обернулся. Проследив наши взгляды, бородач
крикнул войну:
- Оставь его, Нирош!
Воин тут же убрал мечи и бесшумно растворился в ночи.
- Тоже вон из ваших, - обратился он к Мириаму, кивнув в
сторону, куда скрылся воин, - исполнительный, страсть. Сколько лет
его знаю, ни единого слова от него не услышал, немой он что ль? 
- Ладно, пошли к главе, - наконец уступил Мириам, пропустив
последнее мимо ушей.
- Поздно сейчас, - замотал головой бородач, - переночуете у
Сэма, а завтра прямо с утра и пойдете.  Если договоритесь, то
приходите обратно ко мне.
Бородач повернулся к воротам, закрывавшим путь в деревню. И,
махнув рукой, крикнул:
- Генри, открывай!
Лязгнул засов, и ворота нехотя раскрылись, пропуская нас в
деревню.
Деревенька оказалась зажиточной. Все дома стояли ровно, ни
один не скособочился, выдавая бедность своего владельца. Сквозь окна
закрытые дорогим стеклом светили масляные лампы. Вдоль дорог
шеренгами выстроились фонари. А сами дороги, выложенные красным
кирпичом, содержались просто в маниакальном порядке. Из-за высоких
резных заборов доносился шорох садов. Пока мы шли к трактиру, нам
не встретилось ни одного колодца. Значит у каждого во дворе вырыт
собственный. Несколько жителей, встретившихся нам на вечерних
улицах, щеголяли пусть не в ультро-модных платьях высшего света, но в
достаточно чистой и симпатичной на вид одежде. Все они бросали в
нашу сторону настороженные взгляды, а некоторые перешептывались,
кивая на нас головами.
Между тем, дорога свернула вправо и уперлась в трехэтажное
заведение, носящее гордое название - <У Сэма>. Кто такой Сем я узнал
позже. А пока Мириам легкой походкой взлетел по ступеням на крыльцо
и забарабанил в дверь. В темном окне прихожей блеснул тусклый огонек
лампадки, и послышалось шарканье тапочек.
- Кто там? - Донеслось из-за двери.
- Трое путников, - заговорил Мириам, - нам бы переночевать.
В двери открылось маленькое квадратное оконце. Откуда на нас
вылупились два испуганных глаза.
- Мест нет, - после короткой паузы ответил дрожащий не по
мужскому высокий голос.
Но, не смотря на отказ, окошко оставалось открытым. Тогда
Мириам отстегнул от пояса кошель и достал золотой. За всеми его
действиями из окошка следили, казалось, даже засветившиеся в темноте
глаза.
- Может быть, это заставит вас передумать? - Протянув золотой,
спросил Мириам.
Из окошка высунулась пухлая волосатая рука и, с неимоверной
скоростью схватив золотой, втянулась обратно.
- Три, - ответил из-за двери алчный голос, - вас ведь трое:
Мириам порылся в кошельке, и за дверью скрылось еще два
золотых. Только после этого и долгих лязганий и скрипов дверь
отворилась.
- Сейчас я ему отомщу за три золотых, - шепнул мне Мириам.
И тут же, в еще не до конца открывшуюся дверь, пулей влетел
Шадам. Из-за двери донесся пронзительный вопль, она распахнулась,
чуть не слетев с петель, и во двор выскочил полуодетый человек.
Неистово вопя, он пробежал по крыльцу поскользнулся и кубарем
скатился вниз по ступеням. Из дверного проема, высунув язык, на все
это взирал Шадам.
- Эй, не стоит так пугаться, - улыбаясь, обратился к лежащему на
земле человеку Мириам, - это всего лишь мой тинтор. А теперь
поднимайся и приготовь нам ужин, не зря же мы отвесили тебе три
золотых.
Я, улыбаясь, смотрел, как тучный мужчина, кряхтя, поднимается
с земли, и косо взирая на Шадама, проходит обратно в трактир. Сирон
сзади меня, тот вообще покатывался со смеху.
Пройдя по скрипучим половицам вслед за Сэмом, так звали
хозяина трактира, открывшего нам дверь. Мы оказались в хорошо
освещенном помещении, заполненном постояльцами. Тихо и мелодично
позвякивала в углу шарманка, между столиками сновала прислуга,
разнося угощение, в очаге потрескивал огонь.
Мы опустились за один из столиков, и я за отсутствием более
важных дел принялся осматривать постояльцев. За  самым ближним к
нам столиком сидела шумная компания, как я понял по разговору,
охотников. Они шумно обсуждали достоинства девушек-прислужниц и
то и дело взрывались дружным хохотом. Чуть слева от нас потягивали
пиво трое гномов, и в пол уха слушали возмущавшегося четвертого,
поносящего, на чем свет стоит имперские порядки. Их разговор мне
показался интересным.
- : лучшее оружие и доспехи, вы представляете! - Надрывался
гном, - то, что выковал сам мастер Донир. За бесценок, и на что
ссылались? На осадное положение! А мне прикажите что делать? Я в
убытке. Отдам Дониру стоимость купленных у него вещей и выгода у
меня ноль. А сколько денег потрачено на дорогу, сколько на покупку
провианта, сколько : ех:
Гном замолчал и одним махом опрокинул в себя кружку пива.
Отдышавшись, он вытер с бороды пену, и уже совсем убитым тоном
проговорил:
- С чем я к жене возвращусь? На что куплю новую партию
оружия? Нет, братья, не везучий я гном:
- Сам виноват Торри, - басовито заговорил самый широкий и
вроде самый старший из собравшихся, - ты же за наживой большой в
имперскую столицу поехал. Мы тебя отговаривали, а ты не послушал. У
них же законы такие, что ежели осада или там бой какой, то все оружие
из лавок поступает на вооружение вольнонаемных, если есть в том
конечно надобность.
- Ну, так кто ж знал, - попытался оправдаться Торри, - что они со
своей нечистью не сладят, и осадное положение объявят. Ведь в
спокойное время там сам знаешь какие цены. Да мне кажется, что они
эту напасть сами и выдумали, чтобы оружие лучшее для своих
гарнизонов задарма купить.
- Нет, Торри, ты не прав, - тихо заговорил рыжебородый гном,
сидящий по левую руку от старшего, - недавно я встретил одного из
серых:
При этих словах трое других гномов зашикали на рыжебородого.
И тот тихо-тихо заговорил, так, что мне пришлось приложить массу
усилий и магического умения чтобы расслышать что он сказал.
- Так вот, - шептал склонившимся над ним гномам рыжебородый,
- недавно я повстречался с одним из серых. Он мне рассказал, что
ночью, в окурат перед тем, как в Серколине полезла нечисть, они с
<братьями> ворожили на амулете Гролма.
- А что это за амулет-то такой? - Поинтересовался самый
молодой из них, с короткой курчавой бородой.
- Амулет Гролма - это старинный артефакт сделанный в
незапамятные времена Гролмом - величайшим магом, одним из первых
в серой общине, - шепотом объяснил рыжебородый, - используется он
для поиска рудных мест, мест где случиться обвал, или где вода близко.
Об этом амулете знают все странно, что ты не знаешь.
- Он не знает потому, что пришел из дымных гор, - сказал
старший гном, - а амулет хранят черногорские гномы.
- Ох, да бог с ним с амулетом, ты лучше расскажи, что потом-то
случилось, - попросил молодой гном.
- Да, значит, ворожили они, и все проходило как всегда. Жилу
почти нащупали, и вдруг амулет зарделся, пол заходил ходуном и
главный из серых, кто как раз и держал амулет в руках, упал без чувств.
А когда пришел в себя, голова и борода его стали белее серебра, а в
глазах блуждал такой страх, что кто бы не посмотрел в них, даже самый
смелый из нас, покрывался холодным потом и, не разбирая дороги,
бежал в страхе перед тем, что увидел. Дорис, так звали серого, который
мне все это поведал, сам посмотрел в ему в глаза, и увидел там такое:
- Что же он там увидел, - спросил Торри.
- Что он увидел, он и сам понять не может, - продолжал
рыжебородый, - но говорит, что такого страху он не испытывал еще
никогда. Понять он смог только одно, что грядет что-то страшное.
Беспросветно черное, такое,  что мрак самого глубокого подземелья по
сравнению с этим будет резать глаза, словно яркий свет. Еще он сказал,
что пробудилось это в ночь перед Серколинским боем, по вине каких-то
древних, доселе спящих сил. Только держите язык за зубами.
Гном замолчал, должно быть, заметив напряженное выражение
моего лица. Я живо почувствовал, его взгляд на себе, и сделал вид, что
поглощен спором по поводу твердокаменного  жаркого, заведенный
возмущенным Сироном и слугой. Гном вроде успокоился и продолжил:
- Будьте осторожны, особенно с людьми. Они не должны
прознать о серой общине.
Я мысленно улыбнулся, ведь о серой общине Совет давно и
прекрасно знает. И допускает ее только по тому, что ворожба гномов
основана на предметной магии, то есть ворожбе на амулетах, кольцах,
разных там смесях, и не идет ни в какое сравнение с людской магией,
магией жеста и мысли. 
Тут меня отвлек гневный крик Сирона:
- Как!? Как, вы скажите, это можно есть? - возмущался он,
размахивая перед носом слуги, нацепленным на вилку куском мяса, -
сколько сотен лет было этой бедной корове, из которой сделано это
жаркое? А? Я вас спрашиваю?
- Жаркое сделано из парной телятины: - невозмутимым тоном
начал слуга.
- Из какой такой телятины, - оборвал его Сирон, - посмотрите,
даже волколак не смог прожевать ваше мясо.
Шадам, действительно лежал подле улыбавшегося Мириама,
демонстративно повернувшись к куску мяса задом.
Я посмотрел на свою тарелку, там лежало в точности такое же
как и у Сирона жаркое. Подцепив вилкой небольшой кусочек, я
отправил его в рот. Мясо действительно оказалось плохим, сплошные
жилы. И разжевать его в состоянии был, наверное, только дракон.
Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что никто не видит, я
выплюнул мясо под стол, и снова прислушался к разговору четырех
гномов. Но гномы, отговорив о вещах странных и непонятных,
погрузились в обсуждение проблем и распрей, не стоящих и
фальшивого медяка. Остальные постояльцы либо разошлись, либо
говорили о повседневных хлопотах и скандалах, и интересовали меня
меньше всего.
Как бы не интересно было следить за окружающими, но голод,
как говориться, не тетка. И я вернулся к своему ужину.
Несмотря на ужасное состояние мяса, подливка и картошка
оказались вполне съедобны. Хотя и на кулинарные шедевры не тянули.
Пиво, поднесенное чуть позже, затмило собой все горести связанные с
мясом, и Сирон, при его скупости, после третьей кружки даже сунул
пару медяков слуге, с которым они пол часа назад хором надрывали
глотки.
В номер, отведенный нам хозяином, мы отправились только в
три часа. Оценить мягкость постели я не успел, сон смежил мне веки,
чуть только голова коснулась подушки.
Проснулся я поздно. Сплошная серость за окном грозила
прорваться промозглым ливнем. Мириама уже не было, а Сирон,
укрывшись с головой одеялом, посапывал, и если бы я не растолкал его,
проспал бы, наверное, до ужина.
- Вставай, лежебока, - сдернув  одеяло продекламировал я, -
солнце, хотя этого и не видно,  уже встало. Тебя ждет масса великих
подвигов и свершений на благо страны.
Сирон разразился несвязным бурчанием по поводу своего
отношения к подвигам и свершениям, и попытался нащупать столь
варварским способом отнятое одеяло. После долгих и не увенчавшихся
успехом поисков он приоткрыл один глаз.
- Сколько время? - Прокряхтел он.
- Уже десять.
- А почему так темно? 
- Погода такая. Хватит припираться, вставай и одевайся, нас
завтрак заждался.
При слове о завтраке глаза Сирона алчно заблестели. Он живо
вскочил с постели и принялся одеваться.
- А где Мириам? - Прыгая на одном месте, пытаясь надеть
штаны, просил Сирон.
- Когда я проснулся, его уже не было, но я думаю, что он пошел
к главе деревни.
Сирон оделся, и мы спустились по скрипучей лестнице  в зал.
Все столики пустовали, только один занимал мужчина в потрепанном
дорожном плаще. Он сидел, потягивая  пиво, и заедал его пловом. Когда
мы спустились, он бросил на нас безразличный взгляд и вернулся к
трапезе.
Через не зашторенные окна в зал заглядывало серое утро. И хотя
холод и сырость не проникали сквозь бревенчатые стены, мы
опустились за ближний к очагу столик.
Слуга явился через пятнадцать минут, чтобы встретиться с
голодным и злым взглядом, не умеющего ждать Сирона. Даже не
спросив чего мы желаем, он поставил перед нами ровно тоже самое, что
ел мужчина - плов и кувшин с пивом, и удалился.
- Поджарил бы я на медленном огне того повара, что готовил эту
бурду, - возмутился Сирон, попробовав плов, - мясо здесь, наверное, от
той же самой столетней коровы что и вчера, а рис прогорклый.
Поворошив вилкой завтрак, я зацепил небольшой кусок намертво
слипшегося плова, и отправил его в рот. Хуже этого плова я ел только
одно - вчерашнее мясо. Разговор за такой трапезой не клеился и ели мы
в полной тишине. Лишь деревянные вилки вяло постукивали о глиняные
миски.
- Да, - крякнул Сирон, - скучно. Слушай, Эйри, а не пойти ли нам
прогуляться? Просто прогуляться, а не уносить от кого-нибудь ноги?
- Что ж, интересная мысль. Но что если мы разминемся с
Мириамом?
- Ну, а мы будем гулять в строго определенном направлении. Как
пить дать, здесь каждая собака знает, где живет глава деревни. Вот и
пойдем туда. И с Мириамом встретимся, и прогуляемся, и деревню
посмотрим.
На том и порешили. Вышли из трактира и у первой же
попавшейся девушки с рыжими волосами, конопатым носом и ведром с
молоком в руке, узнали где находиться дом главы деревни. Как и
следовало ожидать, дом этот стоял в самом центре деревушки и
пропустить его, по словам девушки, было совершенно невозможно.
Улица пустовала. Пройдя пять шесть дворов, я понял, что нам
сильно повезло с той девушкой. Выйди мы чуть позже, и не у кого было
бы спросить дорогу. Даже мальчишек - всепогодных созданий,
которым, что снег, что град, что дождь или жара все нипочем. Улица
молчала. Лишь один раз, вдали, гремя по кирпичу колесами,
протащилась повозка с каким-то скарбом. Закутанный по глаза
шерстяной накидкой мужчина с интересом посмотрел на нас и, чмокнув,
поторопил лошадку.
 Погода стояла отвратная. Порывисто, словно исподтишка  дул
холодный ветер. А небо готовилось накрыть землю пеленой холодного
моросящего дождя. И не смотря на это, тихая прогулка, когда даешь
волю ногам и языку, доставляла неимоверное наслаждение. Так приятно
было идти вперед, особо не задумываясь о направлении, и
разговаривать о всякой чуши. Сирон шел рядом и рассказывал какую-
то, по его мнению, очень смешную историю. А я делал вид что слушаю,
изредка поддакивал или вставлял что-то типа - <да иди ты?> или <не
может этого быть> и смеялся, когда смеялся он.
А дождь все же пошел. Мелкие, но частые капли, шурша в листве
деревьев, заморосили с верху, оттуда, где раскинулось угрюмое, серо-
черное небо, завернутое в холодный саван туч. Мы ускорили шаг; благо
до дома главы деревни осталось совсем немного. Небеса разверзлись.
Мелкие капельки сменились сплошными струями. Дождик превратился
в ливень за считанные секунды. Сверкнула молния, и почти сразу же
грянул гром. Мы с Сироном побежали; хотя какой смысл бежать, если
вся одежда промокла до нитки.
На полном ходу, шлепая по набежавшим лужам, мы ворвались в
парк, разбитый почти в самом центре деревни.
- Эйрот, смотри, вон беседка, - махнул рукой Сирон в сторону
белесого строения, выглядывавшего из-за кустов, и, что есть силы,
побежал в указанном направлении.
Я побежал следом. Спустя несколько секунд мы уже стояли на
деревянном полу беседки и обтекали.
- Ух, - я провел рукой по лицу, собирая влагу, - мне кажется, что
не только одежда на мне мокрая, но и сам я мокрый до основания.
- Вот это прорвало, - изумленно воскликнул Сирон, вглядываясь
в пелену дождя, - это не дождь, это водопад какой-то.
- А здесь, наверное, всегда так. Если дождь - то ливень, если
солнце - то жара.
- Это еще почему?
- Как почему, ведь это, какие ни какие, а предместья Серколина.
Там сейчас как пить дать светит солнце. Погодники стараются - тучки
разгоняют; от Серколина тучи уйдут, магия ослабеет, и они и
проливаются сплошным потоком на эту и еще несколько деревень, -
объяснил я.
- Наверное, ты прав, - Сирон присел на скамейку, - как думаешь
скоро кончиться?
- Не думаю, - качнул я головой, - вон как все затянуло.
Сирон чуть наклонил голову, стараясь увидеть небо.
- Да, - он удрученно цыкнул зубом, - тяжелый случай.
- Тяжелее не бывает, - согласился я.
Некоторое время я сидел молча, пялясь на струйку воды,
стекавшей с крыши, в грамотно подставленную под  нее бочку.
Благодаря титаническим усилиям ливня, бочка наполнилась водой в
считанные минуты. И с каждой новой порцией с крыши, вода пенилась
и выплескивалась через края на зеленый газон перед беседкой.
Вдруг я почувствовал чье-то приближение, и через секунду что-
то промелькнуло в совершенно непроглядном потоке воды и, шлепая,
ворвалось в беседку.
Это  что-то при ближайшем рассмотрении оказалось ни кем
иным, как Шадамом. Совершенно мокрый и грязный тинтор не смотря
на погоду, выглядел очень довольным. Он зашел в беседку и,
повернувшись ко мне улыбающейся мордой с прижатыми ушами, что
есть мочи, завилял хвостом. Сирон зашелся грязными ругательствами, а
я смехом. Дело в том, что вся вода, осевшая на пышном хвосте Шадама,
устремилась на только-только начавшего обсыхать Сирона.
- Ах ты грязное животное, - пытаясь укрыться от брызг, вопил
Сирон, - вот доберусь я до тебя! Живо хвостом разучишься вилять! Я
его тебе отрублю!
<Грязное животное>, ничуть не обращая внимания на вопли
Сирона, как-то странно на меня посмотрело. И я, вдруг, ясно понял, что
сейчас будет, и быстро отошел на крыльцо беседки. Сирон увлеченно
счищая брызги со штанов  и понося Шадама на чем свет стоит, просто
не замечал происходящего. А Шадам, повернулся к нему правым боком
и принялся отряхиваться. Сирон возопил, я зашелся в неудержимом
хохоте, Шадам продолжал рьяно отряхиваться. Сквозь сплошной шквал
брызг и  грязи Сирон заметил, что является единственной жертвой
невзлюбившего его зверя, и возопил еще громче. Что-то насчет того,
что я предатель, и что мы с Шадамом сговорились.
Отсмеявшись я только сейчас заметил, что рядом со мной стоит
Мириам.
- Теперь понятно, почему ты так суда рвался, - похлопал он
подбежавшего Шадама по холке, - зачем ты, безобразник, Сирона то
обрызгал.
Шадам завилял хвостом и весело тявкнул.
- Ах тебе весело? - Сверкнул на тинтора глазами Сирон, - это
такая шутка! Ха-ха-ха, как смешно! Ты видишь как мне смешно? Сейчас
и тебе смешно будет!
Не успел я опомниться, как всколыхнулась сила и ошарашенный
Шадам, взмыв в воздух, вылетел в окно и с головой плюхнулся в бочку
с водой.
- Нравиться, крокодилово отродье: - Сирон запнулся на
полуслове. Неизвестно как Мириам оказался у него за спиной, сверкнула
сталь кинжала и уперлась Сирону в горло.
Я стоял, и ошарашено моргал глазами, взирая на это.
- Еще раз выкинешь что-то подобное с моим тинтором,
расстанешься с жизнью, - стальным тоном произнес Мириам, - ты меня
понял?
Сирон кивнул головой. Мириам убрал кинжал и отошел назад.
Пока Сирон стоял лицом ко мне я успел прочитать его намерения в
глазах. В них сквозило лишь одно чувство. Жажда мести. Сила горным
потоком полилась в Сирона, еще секунда и от Мириама осталось бы
одно воспоминание, если бы я с молниеносной скоростью не встал
между ними. Движение мое было настолько быстрым, что Сирон даже
не заметил его. Я почувствовал, как магические нити съежились и
разошлись, открывая заклятию проход из магического измерения в
наше. За долю секунды до того, как убийственная магия понеслась ко
мне, я успел распознать ее и поставить соответствующий щит.
Огненный шар, отразившись от щита, проделал дыру в крыше беседки
и, оставляя за собой белесый след испаряющихся капель дождя, ушел в
грозовое небо. Только тут Сирон заметил меня. Взгляд его, наконец,
сделался осмысленным, а лицо испуганным.
- Ты, что, сдурел, - заорал я на него, - что на тебя нашло? А если
бы я не отбил, не успел на секунду?
Сирон стоял не жив не мертв; лицо его побледнело на лбу
выступили бисеринки пота. Похоже, до него, наконец, дошло, что же
могло случиться, не подоспей я вовремя.  И более всех его, наверное,
грызла одна мысль - откуда такая злость и ненависть. Ведь он только
что чуть не убил человека.
- Прости, Эйрот, - запинаясь, начал он, - я не знаю, что со мной
было. Наверное, просто нервы не выдержали, вот я и сорвался.
Сирон стоял покачиваясь, чуть не теряя сознание от пережитого
шока. Убивать врагов - это одно, а чуть не убить друга, вставшего на
защиту ни в чем не повинного человека - это совсем другое. Я
повернулся к Мириаму. Все это время я явственно ощущал затылком его
взгляд. И теперь, повернувшись, я увидел чуть заметное движение руки
под плащом. Голову бы дал на отсечение, что в этот момент она
соскальзывала с эфеса кинжала. Все-таки далеко не прост этот <ночной
призрак>. В его ледяном, полном каленого железа взгляде я явственно
читал борьбу железной воли с инстинктом бойца. Инстинкт говорил -
бей первым, но железная воля сопротивлялась этому поступку, и пока
брала верх.
<А ведь он убил бы его, убил бы не раздумывая и без жалости,
почувствуй в этом необходимость> - вдруг понял я.
Тем временем в беседку вошел мокрый Шадам. Шерсть его
вздыбилась, глаза пламенели адским маревом, зубы оскалены, а из
мощной груди доносилось грозное клокотание, не означавшее для
Сирона ничего хорошего.
- Ко мне Шадам, - крикнул Мириам.
Шадам недоуменно посмотрел на хозяина, но все же не
ослушался и даже перестал рычать.
В сплошной пелене ливня на аллее поле беседки послышались до
боли знакомые хлопки.
- Быстрее, бежим через окно, - прошептал я, скорее от волнения,
так как за шумом льющейся с небес воды все равно никто не услышал
бы моего голоса, даже если бы я крикнул.
Мириаму второй просьбы не понадобилось, он и тинтор
неслышно перемахнули через перила и скрылись в кустах. Сирона мне
пришлось подтолкнуть, чтобы вывести из транса. Он дернулся и вслед
за мной растворился в пелене дождя.
Мириам поджидал нас под раскидистым кленом. Взволнованно
посмотрев на меня, он произнес лишь одно слово:
- Маги?
Я кивнул.
- Времени мало, - скороговоркой заговорил он, - с главой я
договорился, коней нам дадут. Конюшни здесь совсем недалеко, - он
смахнул со лба выбившуюся седую прядь, - но все равно надо спешить.
Мы что есть мочи побежали за Мириамом, указывавшим дорогу.
Сзади доносился неясный шум, обрывки приказов и команд.
<Надо же, как быстро сработали>, - думал я, что есть силы
работая ногами, - <вот когда надо не дождешься, а как не надо:>.
Мысли мои оборвал мокрый от дождя корень. Ступив на него,
нога соскользнула и я, потеряв равновесие,  чуть не упал. Спасло от
падения меня небольшое деревце. Схватившись за него я устоял на
ногах, но вес оказался гораздо большим, чем мог выдержать
молоденький ствол и дерево надломилось.
Небольшой парк, вскоре, кончился, и мы выбежали на узкую
дорожку, засыпанную мелким щебнем. Дождь застилал глаза, жуткая
влажность мешала дыханию. Сзади, пока, все было спокойно. Наверное,
в таком ливне, маги появившиеся чтобы схватить дерзостного
нарушителя, только-только отыскали ту дыру, проделанную Сироном
пылу злости. 
Мириам, должно быть, чтобы срезать путь, перемахнул через
невысокую изгородь, окружавшею вспаханное поле, и то и  дело,
проваливаясь в рыхлой почве, побежал наперерез. Последовав его
примеру, я скосил глаза на Сирона; он бежал весь красный и мокрый,
ежесекундно отплевываясь.
Влажный воздух рвал грудь. Ноги проваливались в спаханную
землю и с чавканьем еле вытаскивались оттуда. Изможденные, они все
больше и больше протестовали против такого обращения, грозя вот-вот
подкоситься.
Наконец поле кончилось и, немного поотстав от спутников, я
выбежал на мощеную камнем дорогу. Впереди замаячил частокол, а
сквозь уже надоевшие потоки прорвалось одинокое ржание лошади.
Вот, наконец, засыпанный сеном и конским пометом пяточек
перед конюшнями. И уже знакомый человек, кутаясь в плащ, бежит нам
на встречу, ведя под уздцы трех прекрасных жеребцов. 
- Мириам, - закричал человек, - в деревне инквизиторы Грим
почувствовал, как:
- Я в курсе, Грол, это из-за нас, - перебил его Мириам.
- Из-за вас, - повторил Грол, - тьфу ты, я так и знал. Я ж вас
предупреждал еще при входе, не колдовать у нас. Вот, ядрен корень, 
влипли! Что теперь делать-то? Если я вам коней отдам, они и меня и
главу на медленном огне поджарят.
Сирон стоял бледный и смотрел невидящим взглядом вперед.
Ведь из-за него мы снова балансируем между жизнью и смертью.
Грол поймал мой взгляд и обратился к Сирону:
- Из-за тебя, что ль, дурень?
Сирон дернулся как от удара плетью, к такому обращению он не
привык. В глазах сверкнул недобрый огонек, но сразу же погас.
Грол горько усмехнулся:
- Вижу, что из-за тебя. Но мы люди привычные к разным
трудностям, что-нибудь да придумаем. Мириам, как они, действительно
маги или, так недоразумение одно?
- Вроде как маги, - пожал плечами Мириам.
- Хорошо, тогда вот что, - он окинул нас оценивающим взглядом,
- садитесь на коней, и поезжайте. Только сначала пусть кто-нибудь из
вас в меня магией ударит, так чтоб я сознание потерял, но копыта не
кинул. Смогете?
- Я смогу, - кивнул я головой, понимая, что Сирон сейчас
сделать что-либо точное, просто не в состоянии.
- Хорошо, - кивнул мне Грол, - тогда по коням. Там в сумках у
вас припасы кой какие, в флягах вода. Воды дня на два хватит, потом
наберете еще, с этим проблем не будет. А еды недели на две, при
жесткой экономии на три. Ну все, с богом!
Я вскочил на коня. Кауровый жеребец фыркнул, и недовольно
перемялся с ноги на ногу, чувствуя незнакомого седока. Сирон и
Мириам тоже запрыгнули в седла и медленно поскакали к воротам.
- Ну, что ж, черноволосый, дерзай, - рассмеялся Грол, - скажи,
только, как это будет?
- Холодно будет, - как бы извиняясь, проговорил я, - очень
холодно.
- И еще, смотри, чтобы след остался, иначе мне не поверят.
- Я постараюсь:
- Ну что ж, черноволосый, давай ворожи, - храбрясь, крикнул
Грол, - хоть посмотрю, как это быва:
Договорить он не успел, слабенькая магия ударила в
незащищенную ни чем ауру простого человека. По его телу прошла
судорога, пальцы скрючились, тело неестественно прямо вытянулось,
ноги подкосились и Грол завалившись на бок, словно куль песка,
опрокинулся на землю. Я сосредоточился и ударил его фаерболом в
плечо. Грол дернулся, его лицо скривилось, взгляд потух. Он потерял
сознание.
Я посмотрел на скрючившегося с луже Грола истинным зрением.
Жизни его ничто не угрожало. Зато моя жизнь явно балансировала на
грани. Истинным зрением я увидел магические нити, сплетающиеся в
окно перехода. Но сплетал их явно не такой мастер как Гельмих, и время
у меня еще было. Я пришпорил коня, и мучимый угрызением совести
галопом поскакал к воротам.
Чуть только я повернул за угол конюшен, как сзади хлопнуло,
раскрываясь, окно перехода. Находящиеся по близости маги точно
определили место незаконной ворожбы.
Когда я проехал в ворота, створки уже почти сдвинулись. Со
сторожевых башен послышались крики, и пара арбалетных дротиков
просвистела и вонзилась в землю рядом с копытами моего коня.
Мириам явно успел предупредить охрану. Краем глаза я заметил троих
лошадей, на полном скаку удаляющихся в противоположную он нас
сторону. И еще я чувствовал луч-око шныряющий по окрестностям,
пытаясь отыскать беглецов. Он пронесся буквально в считанных метрах
от меня, не заметив, и повернув вправо, унесся за тремя ложными
целями.
Я пришпорил коня и стремглав поскакал догонять друзей.
Спустя пять минут я нагнал двух всадников еле различимых в
бушующей грозе.
- Как Грол? - Стараясь перекричать шум ливня и дробный
перестук копыт, спросил меня Мириам.
- Легкая головная боль и паралич часа на два ему обеспечены, - в
свою очередь закричал я.
Мириам удовлетворенно кивнул головой и, пригнувшись к седлу,
пришпорил и без того вихрем бежавшего жеребца. Тот выпустил из
ноздрей пар и прибавил темп.
Через два часа, когда взмыленные лошади начали спотыкаться,
Мириам наконец придержал поводья и перешел на легкую рысцу. Я
облегченно вздохнул и позволил себе расслабиться. Ливень изживал 
себя. Сплошные струи сменились частыми каплями, черное небо
заметно посерело, а в некоторых местах зияли голубизной, словно
проеденные гигантскими червями, проплешины.
Ехали мы молча. Лишь изредка равномерный перестук копыт
разрывало конское ржание или чей-то вопрос и короткий ответ.
Серколинский лес уже давно скрылся за горизонтом, и пред нами
раскрывала свои объятия плоская, словно зеленое море степь. Буйство
зелени и цветов, еще не выжженных палящим солнцем, радовало взгляд.
Ливень закончился, и я, скинув с себя промокший насквозь плащ, 
наслаждался освежающими, напитанными степными запахами потоками
воздуха  врезавшимися в лицо. Впереди чуть угадывался заросший и
заметно сузившийся старый тракт. Трактом он назывался лишь по
старинке; хорошо ухоженная и наезженная дорога тянулась только до
той деревеньки, названия которой я так и не узнал впопыхах, а дальше
он превращался скорее в тропу на которой не разъехались бы и две
повозки. Дорогой этой пользовались очень редко, и то только
черногорские гномы раз или два в год вылезавшие из пещер, чтобы
продать дары подгорных просторов и запастись продуктами. Но эта
пора начиналась в середине осени. Когда созревали плоды в садах,
поспевал хлеб на полях, наливались силой овощи. Тогда этот
заброшенный тракт оживает, а сейчас он пустовал. Ни одного свежего
кострища, слой грязи на крышках закрывающих придорожные колодцы,
заколоченные на год ночлежки.
Три раза мы останавливались на ночь, с большим трудом
разжигая дымный костер из отсыревших за зиму поленьев, сложенных
штабелями возле заколоченных ночлежек. Причем какой-то шибко
умный человек догадался организовать над ними крышу, но он не учел
одного, со временем крыша прохудилась и поленья мало того, что
намокали, так они еще и не высыхали в тени <хорошо продуманной
крыши>. 
Первый костер нам дался с особым трудом, пока вконец  не
разозлившийся и не изголодавшийся Сирон, не запустил в упрямый
шалашик огненную магию. И даже тогда, поленья занялись как бы
нехотя, еле-еле.
Нежданных гостей в виде магов-инквизиторов опасаться не
приходилось, ближняя башня, откуда могли вестись наблюдения за
неразрешенной ворожбой, осталась в шести днях пути. И заметить нас с
Сироном могли бы, если бы только  мы задумали организовать
всеобщий апокалипсис.
Так как Мириам не напоминал и не укорял Сирона за
происшествие в беседке, отходчивый Сирон быстро пришел в себя и
уже позволял себе отпускать шуточки как в сторону Мириама и меня,
так и по отношению к Шадаму. На что тот совершенно не обращал
внимания.
К стати о Шадаме. По началу я сильно переживал, вынесет ли он
взятый нами темп, но после двух переходов опасения мои развеялись.
Шадам не только выдерживал темп, но и, казалось, способен бежать еще
долгое время после того, как взмыленные лошади упали бы замертво. А
уж о скорости и говорить не приходилось. Одно можно сказать -
повезло степным табунам, что Шадам и его родственники предпочитают
степям горы.
На восьмой день пути равнины нехотя уступили место
пригорным лесам. Это меня очень обрадовало, так как разнообразие
припасов положенных щедрой рукой Грола в вещевые мешки оставляло
желать лучшего. И многочисленная лесная живность оказалась весьма
кстати. Дичь в основном готовил я, так как Мириамову кулинарию
приходилось слишком долго ждать, иногда не оплачено. А я готовил,
хоть и неприхотливо, зато быстро. Уж не знаю, из-за вкуса, или жуткого
голода после изнурительных переходов никто не жаловался.
Потерянный было в степях тракт, здесь быстро нашелся, хорошо
выделявшийся на фоне леса, хоть и заросшей, но все же полноценной
просекой.
Лошади, осторожно переступая через коряги и обходя кусты,
медленно углублялись в лес. Сирон, ехавший по правую руку от меня,
вдруг резко осадил жеребца.
- Эйрот, ты ничего не чувствуешь?
Я прислушался к своим чувствам. Что-то странное промелькнуло
и тут же исчезло, как будто испугалось чего. Я напрягся, собирая в
пучок все силы, но все равно почувствовать смог только что-то
настолько далекое и размытое, что определить и осмыслить  это не
получилось.
- Ну, и? - разорвал тишину голос Сирона, - Что это было?
- Не знаю, похоже, похоже: - я задумался пытаясь сравнить,
описать это, но ничего не шло в голову, - не знаю на что это похоже.
- А мне, кажется, что это какой-то артефакт фонит, - привстал в
стременах Сирон, - и вроде как, совсем недалече. Во-он там.
Рука Сирона показывала чуть западнее тракта, и упиралась в
точности в самую высокую часть, уже видневшихся в туманной дымке
облаков, черных гор. Протянувшихся как раз поперек нашего пути.
- Может, проверим? - В Сироне проснулся азарт боевого мага.
Тут до сих пор молчавший Мириам подал голос:
- Это плохая идея. То, что вы почувствовали, исходит, скорее
всего, из недр горного кряжа. И ваше появление они расценят как
прямое покушение на их владения.
- Кто, они? - Спросил Сирон.
- Да гномы черногорские, кто ж еще.
- Так ты думаешь, что это отзвук их ворожбы? - Предположил я.
- Я в этом плохо разбираюсь, но направление показанное тобой, -
кивнул он Сирону, - указывает ровно на черные горы, и более того, на
стеклянную вершину. А под ней, на сколько мне известно, располагается
главный чертог черногорского племени.
- Странное название, - удивился я, - а почему именно стеклянная?
- А кто их разберет этих гномов, - пожал плечами Мириам, - это
их название, а по какой причине они ее так обозвали:
Я цыкнул, ударил пятками жеребца, и легкой рысью, огибая
валежник, кусты и коряги, черными пауками торчащие тут и там,
поскакал вслед за Мириамом.
Мириам ехал какой-то задумчивый, то и дело свешиваясь с седла
и разглядывая придорожные кусты. Один раз он свистнул Шадама и,
что-то молча приказав ему, кивнул в сторону обступившего нас леса.
Шадам беззвучно скрылся в кустах и не появлялся около получаса. А
когда появился, то несколько минут бежал рядом с Мириамом,  потом
снова исчез. А Мириам после этого еще больше взволновался.
Прибавив скорости, я поравнялся с ним.
- Что-то не так?
- Да нет вроде, - пожал он плечами, - только лес какой-то очень
тихий.
- А какой он должен быть, - спросил подъехавший Сирон, -
Громкий?
Мириам ничего не ответил, а только пренебрежительно мотнул
головой. Я осуждающе глянул на Сирона.
- А что я? Я вроде ничего такого не сказал. И нечего на меня так
смотреть, - возмутился он.
Вдруг тихий лесной воздух разорвал ужасный, громкий и
противный звук. Примерно такой, как если бы клинком острым как
бритва и огромным как мир провели по стеклу величиной с мироздание.
В смертном страхе заржали лошади и, сбросив седоков, что есть
мочи умчались прочь от ужасного скрежета.
Я почувствовал, что еще мгновение и голова взорвется изнутри
подобно снаряду, начиненному гномьей смесью. Я закричал и, зажав
уши руками, повалился с вставшего на дыбы коня. Перед глазами стояло
одно лишь кроваво красное пятно. Что происходило с друзьями, я не
знал и признаться  не думал. Думать я просто не мог - звук, словно
склизкий червь короед,  сметая все барьеры, проник в мозг и принялся
вгрызаться и пережевывать саму мысль, превращая меня в неразумную
медузу выброшенную на горячий песок из родной стихии.
А звук все нарастал и нарастал. Ему показалось мало превратить
меня в безумца валяющегося в пыли и не понимающего сам факт того,
что я существую в этом мире, и что я человек. Звук поставил цель
полностью поработить тело. Какая-то самая стойкая моя часть
чувствовала конвульсивные движения рук и ног, спазматические
содрогания каждой, даже самой маленькой и незначительной из мышц.
А потом все оборвалось. Последним моим чувством было чувство
падения в обширную черную бездну. 

***

Пришел в себя я оттого, что кто-то очень находчивый выплеснул
мне в лицо ведро ледяной воды. Первое из посетивших меня чувств,
представляла собой квинтэссенцию боли. Гудела как медная кастрюля,
по которой ударили чем-то тяжелым, голова. Тело словно пропущенное
под жерновом болело не местами, а целиком. Руки отказывались
слушаться,  по рези в запястьях я понял, что связан. С ногами обстояло
ничуть не лучше.
Я открыл глаза и тут же зажмурился вновь. Толи я очень долго
провалялся в бессознательном состоянии, толи это последствие шока,
но к головной боли присовокупилось еще и сильная резь в глазах. Вдруг
в голову мне пришла очень простая и до боли банальная мысль:
<Вот  дурак! Я же маг! Пара исцеляющих заклятий и я на ногах>.
Придя к такому решению, я сплел в голове пару простеньких
освежающий заклятий. По идее мне сразу должно было стать лучше, но
вместо этого тело отозвалось такой нестерпимой болью, что я закричал
и, перевернувшись, поднялся на колени. Первое, что я увидел, когда
вообще смог что-то увидеть, это ухмыляющихся людей окружавших
меня. Один из них - мужчина лет тридцати с коротко выбритой головой
и могучим торсом, подошел ко мне и, схватив за подбородок,
бесцеремонным образом поднял мне голову, заставив посмотреть в
глаза.
- Здорово, Илн, - осклабился он, представив на обозрение черно-
желтый, никогда не знавший чистки набор зубов,  - как просто
оказалось тебя поймать. Я думал, будет сложнее. Кстати, привет тебе от
Грола, - он замолчал, наблюдая за моей реакцией, а потом, еще больше
расцветая недоброй ухмылкой, добавил, - последний привет. Хотя ты то 
его встречал один раз, а вот дружку твоему шанорскому, когда он
проснется, - он кивнул куда-то в сторону, - будет очень приятно об этом
узнать.
Мужчина замолчал, опустился на корточки, впритык посмотрел
мне в глаза, и, лаская мое обоняние ужасным перегаром, шепнул:
- Кстати, секретик - колдовать не пытайся, не получиться!
Он поднялся и, хохотнув, направился к костру, за которым
собрались еще несколько человек.
Соображал я туго, поэтому смысл его слов дошел до меня не
сразу. Поэтому сперва, превозмогая головокружение, я осмотрелся по
сторонам. Чуть поодаль, с заломленными за спину и скрученными
руками, уткнувшись лицом в землю, лежал Сирон. Рядом с ним в том же
состоянии, только на спине Мириам. Лицо его, чуть повернутое в мою
сторону, украшали свежие синяки и кровоподтеки.
- Зак! - Разорвал тишину громкий голос, кажется, кричал тот
бритоголовый, - разбуди-ка того, второго, как бишь его там.
 Замолчав, он, кажется, принялся копался в каких-то записях.
- Сирон сын Демира, - наконец прочитал он, - а ты глянь, этот-то,
кажись, из знатных будет!
- Знатный  не знатный, а костру все без разбору, - ответил
хриплый голос.
Голос принадлежал огромному мужчине со свежим шрамом на
открытой волосатой груди. Он подошел к Сирону и с безразличным
видом опрокинул ему в лицо ведро воды и ушел обратно.
Некоторое время Сирон лежал без движения, а затем вскрикнув
дернулся всем телом. Мужики, наблюдавшие за ним, дружно прыснули.
Сирон застонал и, поджав под себя ноги, сел.
Затем все  что произошло со мной, повторилось и с ним. Тот же
злорадный смех, то же унизительный жест со стороны бритого, то же
самое странное предупреждение о том, что колдовать не получится.
<Что за бред>, - подумал я, - < если я захочу колдовать, я смогу,
а если они надеются отследить ворожбу, то вряд ли что у них
получиться>.
Я сосредоточился и потихоньку сплел заклятье, которое помогло
бы мне избавиться от веревок, сделав их трухлявыми. Но как только
последнее связующее  магической формулы заняло свое место,
нестерпимый жар возник в районе шеи и молниеносно разошелся по
всему телу, которое не замедлило отозваться адской болью. Согнувшись
пополам, я шлепнулся на землю под злорадный хохот мужиков у костра.
Почти синхронно со мной, раздался и крик Сирона.
Чуть только я пришел в себя, и, собравшись с силами, сумел
подняться обратно на колени, ко мне подошел все тот же бритоголовый.
И так, чтобы слышал бросавший на него ненавидящий взгляд  Сирон,
проговорил:
- Вы думаете я шучу, - улыбка сошла с его лица, уступив место
стальной злобе, - не пытайтесь колдовать, не получиться. Чем сильнее
магия, тем больнее будет. В конечном итоге вы сами себя убьете. Но не
обольщайтесь, смерть будет не легкая, костер, ожидающий вас в
недалеком будущем, по сравнению с этим покажется вам сущим раем.
- Да не предупреждай их, Тагол, - сквозь злорадною усмешку,
обратился к бритому дистрофичного вида парень лет двадцати пяти, - не
надо, пусть себе колдуют. Проблем меньше будет.
- Тини дело говорит, - басовито прогудел, сидящий рядом с ним
волосатый мужчина с огненно рыжими волосами и очень смуглой,
почти черной кожей, - пущай себе ворожат, а еще лучше отдай их
Морису, он с ними быстро управиться.
- Нельзя, у меня приказ:
Начал бритый, но его перебил все тот же рыжеволосый:
- Да какой такой приказ? В прошлый раз тоже приказ был -
доставить в Серколин на публичную казнь. И что? Доставили?
- Ох, да не тот сейчас случай, Донис, - вздохнул бритый,
которого как оказалось зовут Тагол, - думаешь мне самому хочется с
ним в столицу тащиться, чтобы потом обратно к нашей черногорской
башне возвращаться? Да пропади он пропадом этот Эйрот Илн, вместе с
тобой бы смеялся над шутками Мориса. Но приказ очень жесткий и
исходит не от какого-то там писаки, а от самого Чингара Ролинского.
Смех на поляне сразу утих. И раздался одинокий голос рыжего
Дониса:
- Да, раз приказ от самого Чингара, то дорога к Серколину и
обратно считай пустяк по сравнению с тем, что ждет за ослушание:
 Гробовая тишина над поляной возвестила о том, что каждый на
ней знал, что с ним будет ослушайся он этого приказа.
А я лежал, и проклинал себя на чем свет стоит. Черногорская
башня! Маги инквизиторы! Как я мог забыть про нее, не вспомнил даже
тогда, когда поисковый луч прошелся прямо по нам и донес весть
своим. Артефакт! Черногорские гномы! Тьфу ты, как все оказалось
просто и донельзя глупо! А еще маг четвертой ступени.
- Ладно, - хлопнул себя по коленям рыжий Донис, - чего
рассусоливать, чем быстрее доставим, тем быстрее вернемся.
- Тебе легко говорить, - зевнул худой Тини, - не ты глушилку
ставил. Я спать хочу, все силы истратил.
- Да когда они у тебе были-то? - Под дружный хохот заметил
одноглазый занятый готовкой у костра, - ветерок дунет - ты и
развалишься.
- Уж кто бы говорил, - обиделся Тини, -  сам-то кроме как на
амулетах, и то простеньких ворожить не можешь. А я хоть и кажусь на
вид слабаком, но в магии преуспел гораздо больше вас всех вместе
взятых.
- Ой-ой! Братцы, вы поглядите-ка! Это ж сам Лоритоль, - с
наигранным испугом в голосе заголосил одноглазый, - не испепеляй
меня о могущественный! Прости глупого раба своего! Сразу не признал!
Инквизиторы дружно загоготали.
Со стороны Мириама послышалась возня и приглушенный стон.
Перепалка сразу прекратилась, и все глаза обратились к
пробудившемуся Шанорцу.
Бритоголовый встал и подошел к Мириаму.
- Хей, Гарфилд, солнце мое, - медовым голосом проворковал он,
- пора вставать и взглянуть в лицо последнему дню в твоей жизни. Тебя-
то доставлять никто не велел, а крови ты нам ух сколько попортил.
Мириам открыл глаза и что-то неразборчиво прохрипел, на что
собравшиеся отреагировали новой волной хохота и улюлюканья.
- Ц-ц-ц, уй ты как плохо, - зацыкал Тагол, покачав своей бритой
головой, - малыш еще не пришел в себя! Может это тебя взбодрит, -
каркнул он и с размаху ударил лежащего Мириама сапогом под ребра. 
Мириам поджал колени, предупреждая следующий удар, и
зашелся в кашле.
- Ну вот, - осклабился Тагол, кивнув на покрасневшего от боли
Мириама, - сразу здоровый румянец появился.
- Эй ты, бритоголовый уродец, больно ты смелый связанного
бить, - не выдержав, крикнул Сирон, - посмотрел бы я на тебя в
открытом бою!
- Ба, это кто у нас тут тявкает? - Обернулся к Сирону Тагол, -
чистопородный кабель синих кровей из породы Демиров. Я ж тебя,
сопляк, одной левой размажу!
- Больно ты шустр на слова, а на деле, небось, дуб дубарем!
- Ты чо, сосунок, мне вызов бросаешь? - Направившись к
Сирону, сквозь зубы зашипел бритый, - если бы не приказ, я б тебя
собственными руками к праотцам отправил.
- Слабак! Трус, - ухмыльнулся Сирон, - прикрываешь приказом
свою трусость, как дырявым лопухом достоинство! Хотя чего там
прикрывать, ты ж не мужик, а так одно недоразумение!
Такого оскорбления Тагол вынести не мог. Покраснев, как
переваренный рак, он оскалился и сжал кулаки. Я уже думал, что он
сейчас размажет Сирона, плюнув на приказ. Но тут послышался голос
рыжего:
- Да развяжи ты его, Тагол, убежать он не сможет - мы не дадим,
а с ошейником ни одно заклятье ему сплести не удастся.
- Точно, точно, - поддержал рыжего Тини, - врежь ему Тагол
чтоб помнил. А мы заодно и отдохнем, и повеселимся. Только ты
полегче, а то я тебя знаю как врежешь, так и бой кончается.
Лесть и уговоры подействовали безотказно, Тагол заулыбался и,
поигрывая ножом, который он только что достал из-за голенища
тяжелого сапога, направился к Сирону.
- Ладно, сопля, так и быть позабавлюсь я с тобой, раз на месте
тебе не сидится. А пару сломанных ребер или конечностей можно
спустить на задержание.
Он подошел вплотную и, полоснув ножом, разрезал путы
Сирона. Потом он, подбросив нож, перехватил его за  острее, и
взмахнув рукой, метнул в толстенную сосну. Нож свистнул и, смачно
чавкнув, ушел в древесину по самую рукаядь.
Сирон поднялся и пару раз попрыгал сначала на одной, затем на
другой ноге разминаясь. Затем встал чуть боком к бритому и
расслаблено опустил руки. Тагол был выше и массивнее Сирона, но
вряд ли он представлял, каким премудростям учат нас, боевых магов в
академии. Он стоял, злобно ухмыляясь, пощелкивая костяшками
пальцев и эффектно поигрывая тугими как канаты мышцами.
Взгляды всех присутствующих обратились к сражающимся. Все
поднимались и подходили поближе образовывая круг. Откуда-то из
кустов вынырнул огромный и невозмутимый Зак. Рыжеволосый о чем-
то шептался с Тини то и дело посмеиваясь и поглядывая на Сирона.
Теперь я смог смотреть всех инквизиторов пленивших нас.
Удивительно, сколько людей преступного вида и содержания собрала
под свое крыло черногорская инквизиция. Из уже известных за
приготовившимися к схватке Таголом и Сироном следили: рыжий
Донис, субтильный Тини, одноглазый имя которого я не знал,
огромный и на вид туповатый Зак, из под опаленных бровей на Сирона
смотрели два злых и маниакально садистских глаза как я понял палача
Мориса. Еще вокруг собралось трое небритых мужиков с ужасно
бандитскими рожами. Лицо одного мало того, что обезображенное
оспой, делил пополам, начинаясь у левой брови и кончаясь у правого
уха, ужасный шрам. Другой постоянно нервно посмеивался и близоруко
щурился. Третий с рожей заядлого пьяницы громко восхвалял Тагола и
утверждал что у Сирона нет никаких шансов.
Схватка началась. Двое бойцов медленно, как бы присматриваясь
друг к другу заходили по кругу. Вдруг Тагол весь как бы подобрался и
произвел молниеносный удар слева. Сирону стоило большего труда
уклониться, вслед за левой, словно таран, целясь в челюсть, полетела и
правая рука. Сирон заблокировал удар, и ответил сам. Серия из трех
ударов два в солнечное сплетение, один по челюсть достигли цели.
Тагол охнул и отшатнулся от Сирона. Уверенная улыбка покинула его
лицо, сменившись глубокой сосредоточенностью,  враг оказался
сильнее чем он думал. Сирон снова пошел в атаку, подпрыгнув, он
взмахнул рукой целясь в кадык, но Тагол отвел удар и пока Сирон
готовился нанести следующий, развернулся и ударил ногой. Сирон не
успел ничем ответить и, кувыркнувшись в воздухе, шлепнулся в пыль.
Собравшиеся одобрительно загудели.
За нами с Мириамом никто не следил, но что я мог сделать? Руки
и ноги связаны крепко, а на шею надет черный обруч, как я понял,
именно из-за него я не мог колдовать. Поэтому, подергав веревки и
удостоверившись в их непогрешимости, я оставил мысли о побеге до
лучших времен, и стал следить за схваткой дальше.
Сирон встал на четвереньки и тряхнул головой. Потом он
поднялся и снова принял боевую стойку. Противники  сошлись. Череда
атак, уходов, блоков и ударов возобновилась с новой силой. Теперь уже
каждый из сражавшихся понял, что победы в три удара не получиться, и
приготовился к осторожному и трудному поединку.
Окружившие со всех сторон поле боя инквизиторы, как могли
подбадривали Тагола, но я также заметил, что его промахи встречались
с не меньшим воодушевлением, чем удачи. Толпа жаждала зрелища, и
им было неважно кто победит в этой схватке. Если Тагол - то хорошо,
если отступник - тоже не плохо.
Краем глаза я заметил, что пришедший в себя после <теплого>
приветствия Мириам пошевелился и попытался сесть на колени, чтобы
понаблюдать за схваткой, но потерял равновесие и снова упал в пыль. Я,
извиваясь словно червь, пополз по направлению к нему. Двое из
инквизиторов, заметив движение, обернулись, но только рассмеялись,
увидев мои потуги. Некоторое время они недобро ухмыляясь и
похохатывая следили за мной, но это занятие им быстро надоело и они
вернулись к бою, тем более, что Сирон, изловчившись, поднырнул под
слишком широкий удар Тагола и провел такой красивый апперкот ему в
челюсть, что тот не удержался на ногах и грузно сел на землю.
Собравшиеся дружно прыснули.
Между тем красный от злобы Тагол поднялся на ноги, и словно
разъяренный  бык, растопырив руки, понесся на Сирона. Он хотел
обхватить ими Сирона, но тот ловко увернулся, пропустил мимо себя
рычащую тушу, и, развернувшись, отвесил вдогонку смачный пинок.
Тагол пролетел несколько шагов и снова рухнул на землю. Поляна
огласилась уже не скрываемым ржанием.
Тем временем я, наконец, подполз к Мириаму и, работая плечом,
помог ему подняться на колени. Он наклонился ко мне и тихо шепнул:
- Подползи к тем кустам, сядь к ним спиной и засунь в них руки.
<Коротко, внятно, но совершенно непонятно>, - подумал я, но,
не став с ним спорить, сел на пятою точку, и, отталкиваясь ногами,
преодолел те два шага, отделявшие меня от указанных Мириамом
кустов. Движение мое никто не заметил, и я осторожно сунул  руки в
кусты, наверное, надеясь на чудо. Ничего не происходило, и я
рассмеялся: <А чего ты ожидал, что веревки сами распадутся? Чудес не
бывает. Но, быть может, Мириам что-то заметил в кустах, или перед тем
как свалиться без чувств он что-то сюда бросил>?  Придя к такому
выводу, я   принялся ощупывать землю в поисках этого чего-то. Вдруг
что-то мокрое ткнулось мне в ладонь, и прежде чем я успел испугаться,
обслюнявив мне руки, принялось жевать веревки.
Страх сразу сменился ликованием, как только я понял, что это.
Вернее кто это.
- Молодчина, Шадам, - сдерживая волнение, зашептал я, - грызи,
грызи, хороший мой!
Да это был Шадам. За всеми перипетиями я совершенно забыл о
верном тинторе Мириама. Однажды он уже спас жизнь хозяину, теперь
настала пора спасти жизнь всем нам.
Я стиснул зубы, Шадам не всегда попадал по веревкам, нередко
промахиваясь, он проходился огромными зубами по рукам. И хотя
умный тинтор сразу ослаблял хватку, чувствуя теплую ладонь вместо
веревки, я думал, что к концу рискованной процедуры мои руки станут
похожи на хорошо перемолотый фарш. Наконец веревки ослабли
настолько, что Шадам сумел крепко схватиться за них и что есть силы
надавить мощными челюстями. Я еще крепче стиснул зубы, кожаные
веревки, натянувшись, врезались в запястья. Раздался чуть слышный
хруст и веревка, бессильно обмякнув, сползла с рук. В последний
момент, подхватив ее обгрызенные концы, я зажал их в ладони. Со
стороны походило на то, что руки мои все еще надежно связаны. Так же
как  добрался до кустов, я вернулся к Мириаму.
Между тем ситуация на поляне резко изменилась. Хотя Тагол и
оказался менее опытным бойцом, чем Сирон, выносливости в нем было
во много раз больше. И в то время, как уставший Сирон делал все
больше и больше ошибок, Тагол не упускал момента чтобы как следует
двинуть Сиорна. Как раз сейчас, когда я, скрываясь за широкой спиной
Мириама, покусанными и кровоточащими руками пытался развязать
ноги, отклонившись от прямого удара ногой, Тагол провел тройной
удар: правой рукой, в продолжение правым локтем и развернувшись
левой рукой. У Сирона закатились глаза и, пролетев пару шагов, он
врезался в стоящего неподалеку Зака. Зак подхватил его и грубо впихнул
обратно в круг, где его поджидал ухмылявшийся Тагол.
- Ну, что, слюнтяй, сейчас я тебе ребра считать буду, - утерев 
идущую из носа кровь, пообещал он, - если бы не приказ я б тебе
последние секунды жизни отсчитал.
Надо было что-то срочно делать, Сирон стоял чуть покачиваясь
широко расставив ноги, а на него лавиной надвигался ухмыляющийся
Тагол. Я как раз развязал себе ноги, и, сев на колени, чтоб это было не
так заметно, <колдовал> над веревками Мириама. Когда веревки на его
руках безжизненно обвисли, Мириам очень быстро развязал себе ноги, 
сел в точно такую же позу как и я, и закрыл глаза.
Тагол уже занес руку для решающего удара, но тут кусты рядом с
местом боя расступились, и с громогласным рычанием в гущу людей
ворвался Шадам. Что тут началось, трудно описать. Инквизиторы,
доселе никогда не встречавшиеся с разгневанным тинтором (откровенно
говоря, они и со спокойным то ни разу не встречались) заорали
удивленно-испуганной разноголосицей. Кто-то на кого-то налетел, кто-
то впопыхах споткнулся и распластался в пыли, и среди всей этой
неразберихи, словно карающая длань метался Шадам. Первым, с
разорваннй шеей на землю упал Тини. За ним следом, корчась от боли, с
распоротым животом в уже ставшую красной пыль свалился рыжий
Донис. Все разворачивалось на столько быстро, что я испугался, что
Шадам убьет всех, и не у кого будет узнать, как снять, эти чертовы
ошейники. Поэтому я сорвался с места и бросился на помощь Шадаму.
Завидев меня, инквизиторы, наконец, пришли в себя и кинулись к
оружию. Наверное, мое появление вывело их  из шока не врубания. Я
знал таких людей с тыквами и репами вместо голов, как говаривал мой
знакомый сотник: <Эти репоголовые смелые, пока все идет по плану, а
как только, даже самое плевое обстоятельство нарушает его, они просто
кладут в штаны и стоят не зная, что делать. Но если вдали забрезжит
хоть малейшая искорка уставного пути: Откуда у них только силы
берутся>.
Эти, явно были из числа репоголовых.
Из вещевых мешков, из ножен и других вместилищ, появились на
свет божий различные средства умерщвления, как болезненного, так и 
очень болезненного. Когда я подскочил к дерущимся, а вернее было бы
сказать к погибающем, потому что на превратившейся в кровавую грязь
пыли без движения лежало уже три человека, а один вопил страшным
голосом, держать за обрубок, оставшийся от руки. Это был здоровяк
Зак, он, наверное, понадеявшись на силу, обхватил Шадама, но вместо
того, чтоб задушить лишился руки. Шадам как раз отбросил в сторону
откушенную руку и, выпустив когти, рубанул Зака по шее. Сила
оказалась настолько огромной, что голова просто слетела с плеч, пару
раз  моргнула глазами,  в безмолвном крике открыла рот и успокоилась
навсегда. Огромное тело Зака скрючило пальцы на оставшейся левой
руке и, жутко фонтанируя  кровью, упало навзничь. Меня чуть не
вырвало, но тут я увидел ухмылявшегося одноглазого, бежавшего ко
мне с, моей глефой в руках. Я ускорил бег и поравнявшись с ним, отвел
его первый удар, перехватил глефу, и развернувшись рубанул  сверху
вниз. Глефа рассекла ключицу, грудную клетку и остановилась только в
животе. Одноглазый удивленно посмотрел на меня, и совершенно
беззвучно повалился на спину.
Оглядевшись по сторонам в поисках следующего противника, я
увидел, что осталось всего двое. На залитой кровью поляне, в
немыслимой позе, примерно такой, в которую встает светская дама,
когда видит крысу, стоял Тагол. Он стоял на цыпочках, боясь
шевельнуться, а напротив него злобно скалился весь испачканный в
крови Шадам. Рядом с Таголом, держась за рассеченную ногу, из
которой толчками била кровь, сидел Морис.
- Вас всех убьют, - срываясь на визг, закричал Тагол. С
отсутствием верноподданных бандитов он вмиг растерял всю свою
напыщенность.
Шадам чуть рыкнул и Тагол снова вытянулся по стойке смирно.
Я искал глазами Сирона. В конце концов я заметил его стоявшим
прислонившись к дереву, измученным, но вполне живым. Я подошел к
нему.
- Как ты?
- Да в порядке, только уж больно сильный у этого бритого осла
удар, - улыбнулся он, держась за левую щеку, там под левым глазам
расплывался синюшным бугром огромный фурункул.
- Ничего, сейчас снимем эти ошейники и подлечимся, - я хлопнул
Сирона по плечу, от чего он скривился от боли.
- Полегче! На мне живого места не осталось! Слишком много
ударов пропустил.
- Не беда, - улыбнулся я, - зато нам время дал. 
Сирон слабо улыбнулся.
- Я пить хочу.
- Погоди, сейчас мы и попьем и поедим в сласть, - я развернулся
к Таголу и крикнул, - эй ты, горе инквизитор, где у вас тут провизия.
Тагол было заартачился, но великолепный набор зубов, снова
продемонстрированный Шадамом, вернул его на путь истинный.
- Вон там, - кивнул он в сторону, - у костра в мешках вода и
пища.
- Отлично, - улыбнулся Мириам, и улыбка эта не предвещала
ничего хорошего, - а теперь пусть Эйрот попьет, а мы с тобой
поговорим насчет этих обручей.
Мы с Сионом медленно пошли к костру. Тот тон которым
Мириам попросил нас уйти, скорее походил на приказ. А я, собственно
и не был против, боевой запал исчез, и от вида изуродованных и
растерзанных тел у меня помутилось в голове. Если пришлось бы еще
смотреть, как Мириам будет добывать сведения: Идя к костру, я
встретился взглядом с Тини. В остекленевшем взгляде читалось немое
непонимание. Он лежал на боку держась обоими руками за рассеченную
шею. Земля под ним сплошь пропиталась кровью.    Я отвернулся, но
соленый и до ужаса резкий запах  возвращал меня к мыслям о кровавой
бойне. Я продрался сквозь кусты и опустился возле чуть тлеющего
кострища. В сумке действительно оказался бурдюк с теплой водой. Я
отпил изрядный глоток и, сморщившись передал бурдюк Сирону. Он
приложился к нему и долгое время я слышал только частые булькающие
звуки. Напившись, он отбросил пустой бурдюк в сторону и грузно сел
рядом со мной.  
- Ты, видел, как он их драл? - Тихо спросил он.
Я слабо кивнул.
- Тогда, в беседке, он и меня мог так же: - Сирон вдруг
замолчал,  насупился, потом продолжил, - помню я читал описание
битвы с орками - наездниками, они себя еще как то странно звали:
черт, не помню как, но не в этом суть. Магия тогда только-только
зарождалась, никаким Лоритолем даже  не пахло, великого совета  в
помине не было, ну так вот все битвы происходили без всяких там,
фаерболов и таблицы щитов Шинджака. Вот там творилось тоже самое,
<:поле брани предстало перед нами сплошь усеянное оторванными
конечностями. Люди громоздились холмами, под копытами наших
коней беспрестанно хлюпала кровавая жижа. Мерзкий запах смерти
носился меж нами. Над побоищем стояла жуткая тишина, не было
слышно ни криков раненых ни стонов умирающих. Волколаки не
оставляли в живых никого>, - смотря в никуда процитировал Сирон, -
Эйрот, тебе не кажется, что это слишком похоже на сегодняшний бой?
- А, что тут удивительного? Шадам почти волколак, - пожал я
плечами, - Мириам ведь сам говорил, что эту породу вывели из
волколака.
- Да я понимаю:, - Сирон уперся взглядом в землю, - только не
по себе мне.
- Забудь, если бы не Шадам, жарились бы мы на медленном огне
на главной площади Серколина.
- К стати, о Серколине, как думаешь, почему этому: ихнему:
как его бишь там?
- Чингару?
- Во, во, - закивал головой Сирон, - именно ему.  Зачем этому
Чингару понадобилось тащить нас в Серколин?
- Может чтобы перед публикой, так сказать в назидание, -
предложил я.
- Да чушь! Ты хоть раз в жизни видел, чтобы магов из какого-
нибудь ордена казнили на главной площади Серколина? Вот и я нет. А
почему? А я тебе скажу. Серколин - не только столица объединенного
королевства, но и столица магии. Академия находиться в столице,
башни всех орденов там же и самое главное, это то, что в Серколине
сидит сам Великий совет с Лоритолем во главе. И им нужно лояльное
население, всецело доверяющее магам и ученикам магов. А как ты
думаешь, как откликнется наша с тобой казнь?
- Как откликнется? Да никак не откликнется! Сколько раз казнили
магов - ренегатов, и ничего!
- Нет, Эйри, ты умен как полено, - взмахнул руками Сирон, - сам
ведь пытаешься доказать свое, а на деле выходит, что твое
доказательство как раз мою теорию доказывает. Маги-ренегаты - это
самоучки, в большинстве своем или рунисты или предметники. И казнят
их в назидание другим, кто чувствует в себе силу, но не идет в
академию, так как, попав в академию, ты до конца своей жизни
налагаешь на себя определенные обязательства. Самое неприятное из
них - это то, что большую часть своей прибыли за какое-либо
чародейство, ты отдаешь в казну. А наша с тобой казнь повлечет за
собой резкое охлаждение к магам, типа - <вот магики до чего дошли,
своих же и казнят>.
- Чушь, - мотнул я головой, - у инквизиторов тоже голова на
плечах есть, придумают какую либо историю, и ты друг мой тоже
станешь простым предметником, шарлатаном-знахарем и никто не
подумает, что ты когда-то был магом четвертой боевой ступени.
- Ни скажи, - победно улыбнулся Сирон, - у меня в Серколине
полно знакомых:
- Промоют мозги, - перебил я его.
- Что всем? Ты думай, что говоришь! Если тебя знают пара
адептов, слуга и несколько шлюх с мясницкой, хотя в третьем я как раз
сомневаюсь, то промыть мозги не составит труда. А со мной этот номер
не пройдет. Меня мало того, что пол города знает, так ведь еще и дядя
мой в совете сидит. И казнь мага, да еще и члена семьи Демиров ой как
гулко разойдется по Серколину, да и не только по Серколину.
Из-за кустов донесся душераздирающий крик и быстрые
визгливые причитания. Я поежился. Мне открылась еще одна сторона
характера седого война. Не знаю, была ли в сердце Мирама доброта, но
жалости к врагу уж точно не было. Единственное проявление чувств я
заметил только тогда, когда обгорел Шадам.
Сирон подсунул под ошейник два пальца и покрутил его.
- Эйрот, посмотри-ка, может, мы и без Мириама обойдемся, маги 
как ни как.
Действительно, как это мне сразу в голову не пришло
попробовать снять. Я склонился над Сироном и присмотрелся к обручу.
Совершенно черный он как бы бросал вызов свету. Хотя вещество из
которого он состоял, скорее, напоминал янтарь, только совершенно
черного чуть прозрачного цвета, обруч создавал впечатление стальной
прочности. Я ощупал его со всех сторон, никакого замка или шва не
было и в помине.
- Черт, - выругался я, седьмой раз пытаясь нащупать
несуществующий шов, - ничего, как будто ты с ним родился.
- Ох, - вздохнул Сирон, - и почему я ни сколько не удивлен.
Из-за кустов вновь раздался крик.
- Интересно, что он там с ним делает, - совершенно серьезно
спросил Сирон.
Мне, почему-то, совершенно не хотелось узнавать, что там делает
Мириам. И поэтому я вернулся к обручу. Раз открыть или взломать
нельзя, можно попытаться разрезать или распилить. В очередной раз я
посетовал на этот чертовый ошейник, сковавший не только мою шею, но
и все магическое, что во мне было. Как просто было бы освободить
Сирона, не будь его на мне. Разрезать то это хорошая мысль, но где
достать подходящий нож, глефой резать - чистой воды убийство, а от
мысли обыскать трупы, у меня начинались вполне естественные позывы
в желудке.
Пока я размышлял, мой взгляд бродил, отыскивая возможное
решение проблемы, и наткнулся на торчащую из сосны рукоять ножа.
Вот спасибо Тагол, хоть дружков твоих, годных теперь, разве что, в
лавку мясника, обыскивать не придется.
Я подошел к сосне и взялся за рукоять.
- Чего это ты там делаешь? - Осведомился любопытный Сирон.
Я не ответил и, взявшись за рукоять, что есть силы потянул на
себя. Ноль, полный ноль, с таким же успехом я мог бы тянуть само
дерево, пытаясь вырвать его с корнем.
- Не, не выйдет, - послышался под ухом голос Сирона, - и не
пытайся. Он этим ножом мне веревки резал, у него там зубцы на верхней
кромке.
Я пропустил сказанное Сироном мимо ушей и попытался
раскачать нож вверх и вниз, вроде чуть удалось.
- Да что ты мучаешься, - тоном великого знатока продолжал
Сирон, - я ж сказал тебе, не выйдет. Да и зачем тебе понадобился этот
нож?
Я начинал беситься. Больше всего я ненавидел людей, которые
стоят, сами ничего не делают, а другим морали читают, да еще как? Как
будто знают больше всех. А нож тем временем вроде стал сдавать
позиции.
- Да что ты привязался к этому бедному ножу? - Продолжал
Сирон, - посмотри лучше в мешках, может там что есть.
Идея была дельная. Действительно, в силу своего характера я
взялся за очень трудное дело, не заметив под боком легкого решения
этой же проблемы. Я конечно мог отпустить нож, но это уже стало не
просто выходом из положения, но и делом чести. Этот вонючий кусок
стали возомнил себя сильнее меня, и с этим я ни как не мог смириться.
Может это конечно и глупо, но в тот момент я хотел уже не попробовать
снять ошейник при помощи ножа, а просто вынуть эту чертову железяку
из этого дрянного ствола.
- Оставь нож в покое, - продолжал играть на нервах Сирон, - он
совершенно простой, таких много найдешь другой:
<Интересно, он это специально делает>,  - милькнула в голове
мысль, - < я ведь сейчас не выдержу, выдерну этот чертов нож и
действительно сниму с него ошейник, но только немного другим
способом, чем хотел раньше.
- Да что:  
Снова начал Сирон, но договорить не успел. Зарычав словно
взбесившийся медведь я налег на нож, дерево жалостно скрипнуло и
выпустила каленую сталь на волю. Не рассчитав своих сил, сжимая
заветный нож в руках, я сел на землю.
Нож оказался действительно самым обычным, хотя и довольно
сносным. Хорошо сбалансированный он годился как для ближнего боя,
так и для метания.
- Что ты собираешься с ним делать? - Взглянув через мое плечо
на нож, спросил Сирон.
- Хочу попытаться снять с тебя ошейник, вот что. Нагнись и
приступим. 
Сирон отпрянул от меня и замотал головой.
- Я не согласен!
- Это еще почему?
- Почему, почему? А по тому, что инквизиторы, хоть и слабы в
маги, но отнюдь не дураки.
- Ну и:
- Черт! Ты что, все еще не просек, чем это чревато?
- Ну и:
- Ну и, ну и, - передразнил меня Сирон, - а еще маг четвертой
ступени!
Я все не мог понять, к чему клонит Сирон. И чувствовал
нарастающее раздражение.
- Ты толком-то объяснить можешь!
- Да, что тут объяснять! Наверняка в этом проклятом обруче куча
защитных заклятий.
- Да откуда они в нем, - усмехнулся я, - инквизиторы слабы, сам
ведь говорил.
- Но я так же говорил, что они отнюдь не глупы:
- Да ладно:, - усмехнулся я.
- Ну с позиции своего дела, конечно, - поправился Сирон.
- Это еще как?
- Ну ты даешь! - Всплеснул руками Сирон, - Я всегда считал тебя
довольно-таки умным и сообразительным человеком. А ты
оказывается:
- Это кто еще и тупой, - с пол оборота завелся я,  - сначала
толком мысль свою выразить не может, все намеками, намеками. Потом
маскирует свой страх нелепыми домыслами.
- Я не боюсь! - Тут же вспетушился Сирон.
- Как же, - хмыкнул я, - даже сопляку адепту известно, что на
многое магии инквизиции не хватит.
- Правильно, - кивнул головой Сирон, - если бы в инквизицию
пускали кого-то выше третей адептовой ступени:
- Вот видишь, - перебил я Сирона, уже уверенный, что выиграл
спор, - ты и сам все прекрасно знаешь. Ну так откуда у них силы чтобы
поставить ловушки?
- А откуда у них силы сдерживать нас, магов четвертой ступени?
- Вопросом на вопрос ответил Сирон.
Я призадумался.
- Ну так откуда у них силы, - наконец сдался я.
- Ха, - на лице Сирона сверкнула победная улыбка. Я так и не
понял, кстати, от чего радость, от того, что он смог доказать правоту,
или от того, что мне не придется снимать с него обруч.
Я приготовился к долгим и нудным подходам издалека. Сирон
любил, чтобы тот кому он что-то втолковывает дошел до всего сам. А
он будет давать лишь подсказки и делать намеки. Хотя все можно
сказать двумя словами. Но я ошибся.
- Все просто, как дважды два, - объяснял он, - инквизиторам их
дохлых сил не хватило бы даже на то, чтобы костер разжечь. В своем
деле они пользуются амулетами и другими вещами, созданными для них
другими магами.
- Откуда такие сведения?
- Один мой приятель на заказ заряжал для них посохи, подгонял
искажающие камни, делал амулеты и другие магические штучки. Вот он-
то мне и рассказал.
- Я бы ни за что:, - огрызнулся было я, но Сирон меня перебил.
- Что ты  не стал бы для них ничего делать я и так знаю, а то что
мой приятель помешан на шлюхах, а инквизиция неплохо платит, это к
делу не относится. А вот что относится, так это то, что он так же
жаловался, дескать сил много тратит не на саму вещь, а на защиту там
разную. Очень уж эти инквизиторы мнительные. Уж если посох им
делать, то чтоб только на одного человека, чтоб если другой кто
возьмет, то враз без рук бы остался.
Я покосился на нож, вырванный с таким трудом из дерева, и от
греха подальше швырнул в кусты. Сирон, заметив это, улыбнулся.
- Вот, вот, - продолжил он, - до тебя уже начинает доходить. А
подумай, если в этих обручах такая сила, что может сковать магов
четвертого уровня, то какой тогда маг их делал, и какие ловушки он мог
тогда поставить. Фаербол в ухо или молния в задницу - это самое
безобидное, что приходит в голову. А если вспомнить о том, что
серколинская инквизиция не в подобие лучше черногорской, а мы с
тобой, как ты наверное успел заметить, прям таки позарез понадобились
их верхушке, вполне вероятно то, что они снабдили своих недалеких
собратьев достаточно серьезными игрушками.
- Ладно, ладно, - махнул я рукой, - убедил. Пошли лучше
посмотрим как там Мириам:
- Никак, - послышался ответ.
Я обернулся на голос. Прислонившись к дереву стоял Мириам
собственной персоной. Как он смог так неслышно пройти через кусты,
отделявшие нас от поляны, можно было только гадать.
- То есть:? - Не понял я.
- Никак - значит совершенный ноль, - раздраженно бросил
Мириам, и подошел ближе к нам, - этот Тагол, как выяснилось, и медяка
фальшивого не стоит. В магии он не гу-гу, говорит, дескать, обручи
Тини налаживал, а у Тини мы уже ничего не узнаем:
- Почему же не узнаем:, - оборвал Мириама Сирон.
Когда смысл сказанного Сироном дошел до меня,  я
почувствовал, как у меня на голове зашевелились волосы.
- Объясни как, - Совершенно буднично, как будто речь шла о
приготовлении салата, попросил Мириам.
- Тот с ногой разорванной, как его там:?
- Морис, - помимо воли вырвалось у меня.
- Вот, точно, - улыбнулся Сирон, - на сколько мне не изменяет
память, этот Морис прославился далеко окрест черногорья в искусстве
развязывания языков.
- И ты думаешь, он согласиться проделать  это с трупом
собственного товарища? - Скривившись от омерзения, процедил я.
- А куда он денется? - Зло усмехнулся Мириам, - Если я его
хорошо попрошу:
- Слушайте, вы что не понимаете, что это вторая смерть? Он же
лишиться послесмертия, - не выдержав, возмутился я.
Сирон посмотрел на меня как на рехнувшегося. Он всегда так
смотрел, когда кто-то не соглашался с идеей которая в его глазах
считалась непререкаемой. Мириам же смотрел с совершенном
безразличием. Я начинал подумывать, что ни одно из мирских чувств
ему не ведомо.
- А что ты волнуешься?
Совершенное спокойствие и лед. Такого я от Сирона не ожидал.
- Он ведь так многих послесмертия лишил, - продолжал Сирон, -
а тот, Тини, если не ошибаюсь, тоже, небось, не без греха?
- Да какой там не без греха, - вдруг со злостью заговорил
Мириам, - знал я этого Тини при жизни, и Тагола знал и с одноглазым
приходилось встречаться, - Мириам с чувством сплюнул, - мрази все
они. И Тини тоже: Был я однажды в Чанготе, город такой возле топей,
слышали?
- Слышать слышали, да бывать не приходилось, - кивнул Сирон.
- Ясно, - продолжил Мириам, - так вот, эти черногорские
инквизиторы устроили там показательную казнь. Девушку, молодую еще
совсем, привязали над углями и этот вот как раз Тини орудуя какой-то
там магией, не давал ей потерять сознания до самого конца.
Все замолчали. Нарушил его Сирон.
- Мириам, мы тут болтаем, а Талог, небось, уж сбежал?
- Было бы здорово, - усмехнулся Мириам, - только я думаю
недалеко он убежит одним целым. Шадам не даст.
- А, - вскинулся Сирон, - это ладно, но нам-то все равно
потолковать с ним надо, а?
- Надо, надо, - прокряхтел я поднимаясь, - только уж больно
противно все это.
- Противно, - удивился Сирон, - а магией тебе не пользоваться не
противно, а ходить как пес не поводке у инквизиции тебе не противно?
- Противно! Но ты не понимаешь:
- Что я не понимаю? Что вторая смерть это ничто? Что второго
рождения можно не ждать? Что эта мразь и первый раз рождаться-то не
смела? Что:
- Ладно, ладно, - скрипя душей, согласился я, - делайте что
хотите.
- Ну так что, вы разобрались? - Поинтересовался Мириам.
- Да. Идем, - зло плюнул словами Сирон.
Сирон и Мириам скрылись в кустах, а я еще некоторое время
мялся на месте. Уж больно мне не нравилась вся эта затея с
некромантией.
Когда я появился на поляне, я застал Тагола, стаскивающего
мертвые тела своих товарищей в одну кучу.
- Эй, Тагол, - крикнул Мириам, - этого тащи сюда!
Тагол, уже взявший тело Тини за ноги, собираясь кинуть в кучу,
остановился и безропотно подволок его к нам.
- Что вы собираетесь с ним делать? - Совершенно без интонации
прохрипел Тагол. 
- Не твое дело, жаба, - вдруг закричал Сирон, - лучше иди
подпали своих дружков, это-то у тебя всегда здорово получалось,
людей жечь:
- Я конечно слышал, что маги черно-золотого ордена любят
извращения, но чтобы с трупом, да еще мужским:
Я положил руку на плечо друга, успокаивая его. А Тагол
ухмыльнулся разбитыми губами,  и чуть прихрамывая побрел к
сваленным в кучу телам.
- Я его убью: - сверля Тагола ненавистным взглядом, прорычал
Сирон.
- Успокойся, не стоит он того. Эй Мириам, - крикнул я Шанорцу,
переводя тему в другое русло, - скоро ты там?
- Сейчас.
Мириам вот уже как несколько минут о чем-то говорил с
Морисом. Тот, тупо уставившись в землю, разминал прокушенную, но
уже не кровоточащую ногу. Он то мог пользоваться магией в отличие от
нас. Наконец о чем-то договорившись, они встали и пошли к нам.
- О всем остальном говори с ними, - бросил Мириам и отойдя на
пару шагов, сел, скрестив ноги и, казалось забылся в неком трансе.
- Что он тебе обещал? - С места в карьер спросил я.
- Жизнь, что же еще? - Ухмыльнулся Морис.
- Он обещал, а я нет, - тихо-тихо хмыкнул Сирон.
Не смотря ни на что, Морис его услышал.
- Э нет, магик, так дело не пойдет. Я начну работу только в
полной уверенности, что после ее окончания я уйду без помех.
- Работу: - тихо усмехнулся Сирон.
- Я жду:
- Он ждет! - Вдруг вспылил Сирон, - ничего, подождешь и
выбор не мне делать, а тебе! А выбор такой: или <работаешь>, слово
работать, Сирон произнес как грязное ругательство, - или умираешь
прямо сейчас.
На лице Мориса сверкнула улыбка.
- Ну что ж, самоуверенный, в таком случае я выберу смерть, и вы
ничего не узнаете.
- Я узнаю, есть ли у тебя сердце, - прорычал Сирон и, сорвав с
моего плеча глефу, замахнулся для удара. Я еле успел перехватить его
руку, отводя удар, и глефа рассекла землю вместо Мориса. Морис
взирал на это все с легкой, безразличной улыбкой.
- Ладно, мы даем тебе слово, - крепко держа вырывающегося
Сирона, ответил я.
 Морис покосился на Сирона, но все же кивнул.
- Хорошо, принесите мне мой мешок.
- Эй, Тагол, - бритоголовый медленно повернулся ко мне, -
принеси вещевой мешок Мориса.
Лицо Тагола дернулось, но он все же беспрекословно побрел к
вещам и некоторое время покопавшись кинул к моим ногам вещи
Мориса. На самого Мориса Тагол посмотрел с таким презрением, что я
понял, у Мориса стало на одного врага больше.
Морис кивнул и, покосившись на солнце, сказал:
- Рано еще, часов шесть. Будем ждать ночь.
По поляне понесся свистящий звук. Сразу за ним послышался
треск огня. Мириам открыл глаза и синхронно с ним, должно быть
почуяв настроение хозяина встрепенулся Шадам. Убедившись, что ни
хозяину ни кому другому опасности не угрожает он снова задремал.
Подле чадящего смрадным черным дымом, согнувшись, сидел
Тагол. Даже столь простенькое заклятие отняло у него массу сил. Я
заметил, что этот факт не ускользнул  и от Мориса. По его лицу
скользнула почти незаметная ухмылка.
Солнце клонилось к западу. Медленно-медленно, как бы нехотя,
предчувствуя то, что должно произойти этой ночью, вступал в свои
права вечер. Тени становились длиннее, а я все сидел и думал. Разве это
правильно? Вернее, разве мы в праве? Мне даже не надо спрашивать об
том Сирона, я и так знаю, что он на это ответит. И  своем роде будет
прав.
А солнце все садилось. Лес притих. Конечно, я знал, что эта
тишина лишь короткий отрезок времени, когда дневные обитатели
готовятся ко сну, а ночные жертвы и охотники еще не покинули своих
гнезд или нор. Но сердце говорило другое - лес осуждает нас за то, что
мы собираемся сделать.
Сирон сидел неподалеку поглядывая на пламя разведенного
Таголом костра и что-то равномерно пережевывал. Мне есть
совершенно не хотелось. Мириам опять куда-то запропастился.
Наверное, пошел по лесу побродить. Шадам лежал на поляне скосив
глаза на Тагола. Почувствовав мой взгляд он поднялся и, подтрусив ко
мне, ткнулся мордой в скрещенные на  коленях руки.
- Ну, что, Шадамка, тебе тоже не по себе? - Потрепав его за
ушами, спросил я.
Шадам, как обычный пес, высунул язык и завилял хвостом.
- Хороший, где хозяин то твой?
Шадам не ответил. Он лишь еще чаще завилял хвостом,
довольный тем, что с ним общаются. Посмотрев на него, и не
подумаешь, что несколько часов назад этот ласковый зверь
хладнокровно убивал людей.
Солнце село.
Шадам вдруг обернулся к устам. Я было забеспокоился, но из
кустов, тихо раздвинув ветви, вышел Мириам. Ведя за уздечки наших
коней. Привязав их к низкой ветке, он опустился на землю и закрыл
глаза.
 Морис посмотрел на небо и тихо обратился к нам:
- Все, теперь пора. Отойдите, если что я позову. 
Мы отошли, а Морис, покопавшись в сумке, достал какие-то
свертки, на которые при обыске мы не обратили особого внимания.
Конечно не будь на мне ошейника, я бы без труда определил, что это
такое. За свертками последовали ступка, пестик, свечи черного воска и
какой-то кувшин. Я нисколько этому не удивился. Некромантия -
предметное волшебство и не каждый маг способен вернуть душу
умершего. Быть может, это поведет за собой смерть новорожденного
или матери, носящей в утробе ребенка, в которого по воле высших сил
вселилась душа умершего. Всегда следует знать, что за воскрешением
последует вторая смерть, смерть без надежды на воскрешение, истинная
смерть.
- Отдайте мне кинжал, - посмотрев на меня, попросил Морис.
Мириам открыл глаза и, достав из-за пояса кинжал, передал его
Сирону. Я испугался его безалаберности, ведь вспыльчивый, не
контролирующий себя в гневе Сирон мог запросто метнуть его в
Мориса, что он незамедлительно и сделал. Кинжал просвистел возле уха
Мориса и воткнулся в дерево. Морис никак не отреагировал на этот
поступок и без труда достав кинжал положил на суконку рядом с
остальными вещами.
Наблюдая за дальнейшими действиями Мориса, я понял, что он,
наверное, один из немногих в инквизиции, кто хоть что-то понимает в
магии. С глубокой сосредоточенностью на лице и полностью
автоматическими движениями он приступил к приготовлению 
воскрешения, если этот грязный процесс можно так назвать. Пальцем
правой руки он начертил довольно сносную пентаграмму, расставил
свечи и, ссыпав в ступку на глазок порошков из свертков подлил к
получившемуся жидкости из кувшина и принялся равномерно работать
пестиком. Над поляной повеяло терпковатым чуть отдающим гнильцой
запахом. Затем он склонился над трупом Тини и влил содержимое
ступки ему в рот.
Связь с потусторонним налаживалась. Свечи сами собой
вспыхнули, огонь с них как бы перекинулся на пентаграмму тут же
заалевшую странным, неестественным светом. Взяв правой рукой
кинжал он точным движением вогнал его трупу пониже ребер.
Изогнутое лезвие по идее должно было достигнуть сердца. Труп
дернулся. Из зиявшей на шее раны вырвалась струйка черной как смоль
крови. Я посмотрел ему в глаза. Зрачки полностью исчезли и на мир
смотрели два немигающих страшных бельма.
- Что тебе надо, призвавший? - Прохрипел труп.
- Слова.
- Какого ты слова желаешь?
- Я хочу знать информацию, которую ты знал при жизни.
Морис ждал ответа. Но зомби, в кого теперь превратился Тини,
похоже ждал более точного вопроса, и Морис продолжил:
- Поведай об обручах повиновения, призванный. Расскажи, как
их снять?
- Снять их может тот, кто наложил волшбу.
- Кто он, призванный, назови нам его.
Зомби дернулся, синие губы приоткрылись, но сказать он явно
не мог.
- Кто он? - повторил Морис, - ответь нам.
- Чингар, - наконец прохрипел труп.
Сирон разочарованно выдохнул. Но Морис, похоже, решил до
конца выполнить договор.
- Кто-нибудь еще может снять обручи?
- Не знаю, - прохрипел труп.
- Это возможно?
Зомби молчал, вопрос оказался неточным, вернее зомби не мог
улавливать суть всего разговора, он мог отвечать лишь на отдельные
вопросы.
- Возможно, ли, чтобы обручи снял другой человек достаточно
сильный для этого?
- Да.
Морис распрямился и посмотрел на нас.
- Все, больше он ничего не скажет. Есть ли еще вопросы?
- Спроси, есть ли в обручах ловушки, и если есть то какие, -
попросил я.
- Хорошо, попробую, - вздохнул Морис.
- Призванный, приказываю тебе, ответь. Есть ли в обруче
повиновения ловушки?
- Есть, - ответил зомби.
Сирон выразительно на меня посмотрел. Я лишь пожал плечами,
дескать, я был не прав.
- Какие ловушки есть в обруче?
Зоми дернулся. И вместо ответа вдруг спросил:
- Назовись, призвавший.
- Э нет, - ухмыльнулся Морис, - этого ты от меня не дождешься.
Вдруг, сидевший неподалеку Тагол, крикнул:
- Морис его имя, ты слышишь меня, призванный, его имя Морис!
Морис побледнел и отпрянул от трупа. Но было поздно. Нет
ничего ужаснее для призвавшего, чем то, что призванный узнает его
земное имя. Я не знал почему так, но на уроках посвященных
некромантии говорилось об ужасных последствиях, чем они ужасны, я
не знал. Между тем труп приподнялся и промолвил:
- Зачем, Морис? Зачем ты это сделал? Я знал тебя как верного
друга, зачем? Зачем ты убил меня второй смертью?
 Морис, растеряв всю свою смелость, отползал от трупа.
- Будь же ты проклят, - прорычал зомби, - я проклинаю тебя
безнадежностью, на которую обрек меня ты.
- Нет! - Не своим голосом закричал Морис, и, вскочив, бросился
бежать.
- Умри же, проклятый, умри как я, смертью безнадежной!
С приподнятой руки зомби сорвалась молния и вонзилась в
спину еще не успевшего отбежать далеко Мориса. Совершенно
беззвучно Морис упал навзничь, почти одновременно с ним
опрокинулся назад и зомби. Свечи потухли, как будто подуло сильным
ветром, хотя я знал, никакой ветер не способен затушить магическое
пламя.
Над поляной зависла тишина нарушаемая лишь громким,
надрывным смехом Тагола. Инквизитор отомстил за предательство.
Вскоре и этот смех оборвался. Мириам тоже не умел прощать.