Глава IV
Серколинский лес.

Лаз пирита, выходил из поросшего зеленью холма. Глаз не
уставал радоваться всем краскам Серколинского леса. После серости
катакомб, мне казалось, что я попал  если не в рай, то уж точно в сказку.
Мы стояли на вершине холма. Светило весеннее солнце, невдалеке
слышалось журчание ручейка, спускавшегося с поросшего мхом
пригорка. Я обернулся. Вход в норы пиритов настолько густо зарос
кустарником, что если бы я просто так проходил мимо, ни в жизнь бы
не углядел. Дышалось легко, воздух пропитался множеством ароматов
лесной чащобы. После тухлых запахов подземелья свежий воздух
пьянил, а раскинувшийся пейзаж завораживал меня, чуть ли не больше,
чем все магические штучки, пришлый базарный люд.
Из прострации, в которую я впал, меня вывело легкое
прикосновение к плечу. Рядом стоял Мириам.
- Эйрот. ты не мог бы помочь Шадаму, - хриплым от волнения
голосом, попросил он меня, - ему совсем плохо.
Я хлопнул себя по лбу. Как я мог забыть?
На небольшой зеленой поляне возле лежащего на левом боку
Шадама, на корточках сидел Сирон. Я быстро подошел к нему и в свою
очередь склонился над волколаком.
Глаза у зверя был закрыты, дышал он часто и иногда поскуливал.
Как вообще он выдержал переход, можно было только догадываться.
Рваное тряпье, которым мы обмотали ожог, пропиталась кровью и
гноем. Я расслабился и пропустил через себя силу. Какое это
блаженство. Каждый маг, несколько раз на дню использует магию. Это
с родни тому, как человек, думая, или от нечего делать грызет перо, или
перебирает пальцами бусинки четок. И лишившись этой возможности,
приходиться прилагать постоянное усилие, чтоб привычки не взяли
верх над разумом. После четырех дней блужданий в катакомбах, даже
чувство подвластной тебе мощи, пьянит лучше самого хорошего вина.
Теперь, когда работало не только человеческое зрение, но и
магическое (истинное) зрение, я понял, что успели мы как раз вовремя.
На бледной, синевато-красной ауре Шадама, виднелись многочисленные
проплешины и разрывы. Над ожогом аура походила скорее, на сито, чем
на ауру живого существа. Времени оставалось очень мало, если не снять
боль, волколак умрет, через десять минут. Если снять боль, но не
заживить рану, умрет максимум через тридцать, сорок. Я снял перчатки,
и принялся действовать.
- Мириам, приподними собаку, - попросил я.
Мириам даже не обратив внимания на то, что я назвал его
любимого волколака собакой, приподнял его так, что я мог размотать
бинт. Дело продвигалось медленно, за путешествие, кровь запеклась, и
бинт приклеился к ране.
 - Мириам, держи его! - крикнул я и рванул бинт.
Волколак вскрикнул и дернулся. Именно вскрикнул, а не
взвизгнул, тот звук, который он издал, отдаленно напоминал
человеческий. Я быстро поводил рукой вокруг раны, нащупывая и
блокируя нервные окончания. Вскоре волколак перестал скулить и
дергаться, а я, наконец, приступил к врачеванию.
Я не маг-целитель, и не смогу заживить рану так, чтоб ее не было
заметно. Но оказать первую помощь я смог. Рана затянулась и больше
не кровоточила и не гноилась. Волколак задышал спокойнее, а Мириам,
вроде, даже, повеселел.
Солнце садилось, и над дивной поляной в Серколинском лесу,
нависла тень. Пение птиц постепенно затихло, лес готовился ко сну.
Было решено, что сегодня мы ни куда не двинемся.
Мириам ушел, попросив нас набрать воды и разжечь костер. И
вот уже примерно час, как мы с Сироном сидим и смотрим на
радостную игру искорок в потемневшем воздухе. Казалось, что все, что
случилось с нами за эти дни, всего лишь дурной сон. Урок смелости и
самообладания, наведенный, как и многие другие, деканами и магами
высших ступеней. А мы с Сироном выбрались в свободное от занятий
время на охоту, или *6 дней*решили поесть под лоном дружелюбных
деревьев. Все было как раньше, одно только но, это посапывающий
невдалеке от костра, укрытый двумя нашими плащами огромный
волколак. Зверь, которым пугают маленьких детей. Зверь, против
которого придумана масса заклятий, убивающих его на повал. Зверь,
который, как оказалось, бесконечно преданный своему хозяину. И дело
даже не в то, что хозяин  умеет повелевать животными, нет. Заслонить
себя от огня, я уверен, Мириам не просил. Те слезы красноречиво
говорили о его отношении к Шадаму. Эх, Мириам, Мириам.
непостижимый ты, пока, для меня человек. Твой странный талант, ни
чем не связанный с магией, твой характер, твоя душа, наконец, надолго
останутся для меня загадкой.
А лес вокруг оживал ночной жизнью. Какие-то зверки, шурша,
бежали по старым, проторенным тропам, и, заметив огонь и двух
двуногих у огня, шарахались кто куда. Воздух наполняли ароматы
цветов, листвы, хвои. Я сидел, и ни о чем не беспокоился, беспокоится
и боятся в Серколинском лесу двум магам было нечего. Лес любил
магов. Почему не понятно, но факт остается фактом. У любого мага, не
только природника, в лесу прибавляло сил. Не распространялось это
только на черных. Их лес не любил. Зато в катакомбах и на кладбищах
они чувствуют себя, как дома.
Костер уютно потрескивал, а небо усыпалось звездным бисером.
Спать не хотелось совсем, не смотря на долгий переход. Кусты
зашуршали, и на поляну вышел Мириам. В руках он держал четырех
куропаток. Молча, он прошел мимо меня,  наклонился над заваленным
плащами волколаком, и потрепал его по голове. Волколак на это никак
не отреагировал. Когда Мириам уходил, я наложил на него заклятие сна,
чтобы отдыхал, а не ушел за хозяином. Заклятье я увязал с большим,
раскидистым вязом, пусть с него энергию забирает, а мне нужна вся моя
сила до капли. Мало ли что?
Я посмотрел на Сирона. Тот заснул сидя. А что ж ко мне сон-то
не приходит? Может, как на волколака, заклятье на себя наложить? Нет,
не поможет. Слишком много в голове вопросов, и ни одного ответа. И
самый главный вопрос: Почему они меня так бояться? Гаррон говорил о
каком-то придании. Что-то о конце света, о познавшем, о приходе
темной силы. Но при чем тут я. Я, ведь, всего лишь ученик академии
боевых магов, не самый худший, но и не самый лучший.
Подле костра сидел Мириам и правил меч. Приглядевшись, я
заметил, что его глаза закрыты. Меч лежал на скрещенных ногах левая
рука, чуть касаясь вороненой стали, бегала взад вперед и где она
останавливалась тут же принималась за работу правая. Мерные
журчащие звуки правильного камня соприкасавшегося с клинком
убаюкивали.  Вскоре глаза закрылись, и я незаметно для себя
провалился в легкий сон без сновидений.
Проснулся я рано. Солнце еще только начало свой дневной
поход через небо. И его теплые блики, пробиваясь сквозь молодую
листву, окрашивали все вокруг в легкий зеленоватый цвет. Я скинул с
себя покрывало и, взяв его за углы, встряхнул и принялся сворачивать.
Костер потух. Из-под золы вилась единственная, легкая струйка дыма,
отвесно поднимавшаяся к кронам вековых деревьев.
Я огляделся по сторонам. Оказывается, проснулся я первым,
если конечно не считать непонятное состояние Мириама. Он сидел в
том же самом месте, что и вчера, когда правил мечи, в классической
позе для медитаций: ноги скрещены,  руки ладонями вверх на коленях,
большой и указательный палец прижаты друг к другу. Мириам сидел так
неподвижно, что мне нестерпимо захотелось посмотреть на его ауру и
убедиться, что он жив. Что я немедленно сделал. Оказывается, Мириам
спал, даже больше чем спал. Его аура скорее напоминала ауру не
спящего человека, а ауру больного псевдосмертью. Когда простыми
способами ни сердце, ни дыхание, прощупать и услышать невозможно.
Часто таких людей хоронили живыми. Но все-таки разница была.
Поэтому я успокоился и отыскал глазами Сирона. Он спал, с головой
укутавшись в покрывало, и явно не собирался в скором времени
просыпаться. Чтобы не беспокоить друзей я решил прогуляться.
Слоняясь между большими, в два обхвата стволами я
наслаждался свободой. Под ногами шуршала прошлогодняя палая
листва, на высоких ветвях заливались в нестройном хоре птицы, прячась
от моего взора в густой, сочной зелени. Лес был красивый. Большие
деревья пропускали достаточно света, для того, чтобы молодая поросль
чувствовала себя достаточно вольготно. Чем она и не замедляла
воспользоваться. Прямые как стрелы побеги то тут, то там торчали их
густой травы, сплошным ковром покрывавшей пространство под
деревьями, порой затрудняя проход. На небольшой прогалине стеной
стояли кусты какой-то ягоды. Ягоды явно еще прошлогодние
наполовину осыпались, но некоторое количество еще цеплялось за ветки
не в силах отказаться от взрастившего их лона.  Пробовать ягоды я
побоялся, так как не знал, можно ли их есть вообще. Но птицам они
явно пришлись по вкусу, тучи галдящей мелюзги вспархивало и с
недовольным видом рассаживалось на высоких ветвях при моем
приближении. С трудом продравшись через вооруженные острыми
шипами кусты я вышел к небольшому, но очень живописному лесному
пруду. Деревья обступали его со всех сторон словно немые стражи. Я
присел на покатый берег и, пожевывая сорванную здесь же травинку,
погрузился в мысли, которые были не столь лицеприятны, как
окружающий меня пейзаж.
Черным змеем в душу заполз страх перед будущем. Моим
девизом в жизни была пословица: что не происходит - все происходит к
лучшему. Но что хорошего в том, что приключилось со мной я, даже
при всем старании, понять не мог. И зачем мы идем в какой-то Шанор?
Что нас там ждет? Чужестранцы ни где особым почетом не пользуются.
Даже в дружелюбном торговом городе Серколине, стоящем на
перепутье трех трактов: южного, восточного и сотского. А что уж
говорить о Шаноре? Город затворников и наемников, город
отгородивший себя от остального мира своими странными, порой через
чур суровыми законами и шанорской стеной, протянувшейся от
непроходимых топей и до северного кряжа. Но если судить по Мириаму
народ там точно не дружелюбный, хотя и сильный. Если уж такой
мастер меча как Мириам занимается тем, что вербует и доставляет
нужных Шанору людей. Можно представить какие там войны, и какие
цены за их услуги. Я мысленно улыбнулся. Такая мысль Сирону
понравилась бы. Существование нам там обеспечено, как минимум,
безбедное.  Если, конечно, правда то, что он говорит об отношении в
Шаноре к магам ренегатам: При слове <ренегат> меня снова
передернуло. Но ничего не поделаешь, брат, придется привыкнуть.
Теперь ты маг-ренегат, тот к которым ты недавно относился с
презрением, рассказы о которых ты слушал с брезгливым интересом,
как будто заглядывал в отхожею яму.  Ты теперь один из тех, над кем
сам  часто посмеивался за кружечкой серколинского пива с
сокурсниками. Да, хуже некуда. И что может быть хорошего в будущем,
если все твои друзья по ту сторону незримой, ни кем не проведенной,
но не смотря на это, не менее реальной черты. Черты, за которой они,
ни чуть не раздумывая, засадят самую убийственную магию из своего
арсенала тебе промеж глаз. А ты по другую сторону, в крошечной
резервации, которая даже меньше и презренней чем отведенная оркам. И
бойся перейти ее. А вот они могут перейти, и даже в этом крошечном
мирке ты не можешь чувствовать себя спокойно. Пока: Да именно
пока. Единственный пропуск обратно из этого ада созданного для меня
общим мнением в большой мир - это бляха шанорского мага. Кстати,
очень почитаемая среди великого совета. А для этого надо как можно
быстрее добраться до Шанора.
Я поднялся. Найдя ответы, хотя и не самые приятные,  на свои
вопросы я как бы сбросил с плеч огромную тяжесть. Даже идти стало
много легче прежнего. <А что если:?> - пришла в голову безумная
идея. Магия разлилась по телу, наполняя мышцы магической силой.
Непонятное, но очень приятное чувство раскатывалось по телу,
громыхая барабанной дробью в висках. Я напрягся и прыгнул. Прыжок
превзошел все мои ожидания. Ноги, распрямляясь, как заправские
катапульты и швырнули меня вверх. Голова работала с такой скоростью,
что все происходящее представлялось мне ужасно медленно. Медленно
надвигалась ветка, располагавшаяся на высоте, как минимум, пяти
метров над землей. Сказать, что я, подтянувшись, влез на нее, было бы
неправдой. Скорее я, ухватившись за нее, остановил свой полет вверх.
То, что  движения мои чрезвычайно быстры, я понял по застывшим в
воздухе птицам. Перескакивая с ветки на веку, я пробирался вперед.
Один раз не рассчитав силы, я сорвался, но рукой ухватился за ствол
ближайшего дерева. Взглянув на пальцы, я очень удивился. Они словно
стальные когти пропоров кору, намертво вцепились в древесину.
Некоторое время, проболтавшись, как заправский шимпанзе на одной
руке, я подумал, что не плохо бы и спуститься.  С трудом выдернув
руку, я спрыгнул на землю и прошел остаток пути до лагеря по твердой
почве.
Дорогу я помнил прекрасно. Такой распространенной напастью,
как забывчивость я не страдал. И вскоре послышались голоса Мириама
и Сирона. Я уже полностью отошел от головокружительной ворожбы и
мог всерьез задуматься о том, как у меня все это получилось. Рука,
которой я зацепился за дерево, побаливала. В некоторых местах пальцы
даже были поцарапаны. Раньше такое я никогда не проделывал.
Единственное волшебство, которое в какой-то  мере походило на это,
было банальное прибавление сил. Но при использовании этой ворожбы,
тело сжигало само себя, а долгое насилие над организмом часто
приводило к тяжелой болезни или смерти. А я только что на столько
перегнул палку возможностей моего тела, что, по крайней мере, должен
чувствовать сильнейшее головокружение и упадок как магических, так и
человеческих сил. Но ничего этого нет, напротив, тело чрезвычайно
послушно, а магические потоки в любой момент готовы придти на
помощь.
Я вышел на поляну. Вокруг разносилось благоухание жареных
куропаток. И все мысли о волшебстве вытеснила одна более древняя и
веская мысль о еде. Раз пахло вкусно и, что самое главное съедобно,
готовил завтрак явно не Сирон, у него вечно все подгорает и
переваривается. Сирон сидел на корточках возле костра и то и дело
принюхивался. Ни Мириама, ни волколака видно не было. При моем
появлении Сирон поднялся и с наслаждением потянулся.
- Доброе утро, - улыбнулся он мне, а я уж надеялся, что ты не
вернешься, и я смогу съесть твою долю.
- И не надейся, я вернулся и у меня зверский аппетит.
Под высоким раскидистым дубом на импровизированной
скатерке из тех же плащей дымилось и благоухало угощение.
Зажаренные на вертеле куропатки были со вкусом обложены зеленью,
чуть в стороне стаяла баклага с водой. Радом с ней валялся мешок с
черными сухарями. Сирон подошел к столу, и, кивнув на него, сказал:
- Мириам сказал, чтобы до его прихода не трогали. Он пошел за
какой-то там травкой, без которой его шедевр будет не полным. А по
мне, так хоть сейчас ешь, - Сирон заговорчески подмигнул, - я вот,
например, особым гурманством не отличаюсь, съедобно и ладно.
Может, не будем его ждать?
Вдруг кусты раздвинулись, и на поляну выбежал волколак.
Увидев меня, он как заправский пес высунул язык и, виляя хвостом,
потрусил в мою сторону.
- Смотри-ка, а ты ему понравился, - удивился Сирон, и отошел
чуть подальше от волколака, - интересно, есть он тебя будет так, или
попросит хозяина, чтобы он запек тебя с травками?
Волколак, казалось, понял сказанное и на секунду остановился,
чтобы бросить по-человечески презрительный взгляд на Сирона.
Между тем кусты раздвинулись еще раз, и на поляну вышел
Мириам. В руке он держал какой-то цветок. Кивнув мне, он пошел к
скатерке. Под плотоядными взглядами Сирона он оторвал от стебелька
мясистые листья и выдавил на каждую куропатку по капельке сока. У
Сирона отпала челюсть.
- И это все? Я столько терпел из-за этого? Мириам, а без этой
капельки никак обойтись нельзя было?
Я не сдержался  и прыснул. Сирон посмотрел в мою сторону
полным презрения взглядом. Я знал, когда он голодный, он ужасно
злой и непереносимый.
- И ты туда же! Вы сговорились и издеваетесь над до-смерти
голодным человеком. Один пропадает на все утро, а я волнуйся. Другой
мучает меня голодом, и я терплю столько времени из-за одной капельки
сока. И еще ты, - он резко обернулся в сторону улыбавшегося во всю
пасть Шадама и, увидев сверкающий набор зубов, опустил руки, тяжело
вздохнул и опустился на корточки.
- Его покормить надо, он и подобреет, - шепнул я на ухо
Мириаму.
- Да, покормить меня надо, и уже давно, - слух Сирона, наверно,
возрастал вместе с голодом.
Мириам улыбнулся.
- Хорошо, не буду вас более мучить, тем более все готово.
Мясо куропаток было холодное. Сначала я подумал, что они
остыли из-за возни с травами, но Мириам успокоил меня, сказав, что так
и надо. Еще никогда в жизни я ни ел такой вкусной птицы. Мясо, как бы
растворялось во рту. Вкус баловала небывалая и своеобразная приправа.
Какие именно травы использовал в своей готовке Мириам я определить,
конечно, не смог, но букет подобрался превосходный. Один лишь
Шадам не ощутил всей прелести кухни Мириама, свою куропатку он
предпочел съесть сырой, и звонко хрустел косточками в дальнем конце
поляны.
- Мириам, - дожевав последний кусок куропатки, обратился я к
<ночному призраку>.
- Да.
- Из Серколина мы выбрались, а что дальше?
- Дальше, я хотел вас еще раз спросить, не передумали ли вы
насчет Шанора? - Серьезно посмотрел на нас Мириам.
- Мириам, ты  занимаешься тем, что доставляешь нужных людей
в Шанор, ведь так? - Напрямую спросил Сирон, - и ты ведь не будешь
отрицать, что Шанор сильно нуждается в магах ренегатах.
Да что ж такое! Опять меня передернуло. А Сирон так спокойно
говорит об этом, как будто это его не касается.
- Я не отрицаю, что если вы достаточно сильные маги, то
Шанору вы будете не без интересны, но арену для вас еще никто не
отменял. И если вы сдюжите, то, скорее всего, живыми  оттуда не
выйдите. Меч есть меч, мечем можно ранить. А магия есть магия, она
беспощадна к слабым. Поэтому я вас и спрашиваю, не передумали ли
вы?
- А у тебя есть другое предложение? - Поинтересовался я у
Мириама, - ведь если мы пройдем арену, то станем шанорскими магами.
А это единственный для нас путь. Как дальше жить, если за тобой
охотятся по всей стране? - С грустью добавил я, после некоторой
паузы.
- То есть, как я понял, Эйрот, ты принял окончательное решение,
- абсолютно без эмоций, как будто речь шла не о  моей судьбе, а о
походе по девочкам, констатировал Мириам и перевел взгляд на
Сирона, - а ты что скажешь?
- Мое дело ясное, - просто ответил Сирон, - куда Эйрот, туда  я.
- Тогда больше к этой теме возвращаться не будем, - кивнул
головой Мириам, - теперь я расскажу о наших дальнейших планах.
Я машинально подался вперед, чтобы не пропустить ни
малейшего слова, и заметил, что Сирон сделал тоже самое. Мириам
нагнулся и подтянул к себе свой мешок. Покопался в нем, и извлек
сверток пергамента. Когда он развернул его, я увидел, что это
подробная карта Гонрока. Почти такая же, как висела на стене у меня в
комнате, только на этой, были изображены дороги, тропки, реки,
перевалы, которых не было  на моей карте.
- Мы сейчас вот здесь, - Мириам ткнул пальцем в северную
оконечность Серколинского леса, - сегодня нам надо выйти к старому
тракту.
Он провел пальцем, пока не уперся в пунктирную линию,
ведущую через Чернолесье к топям.
- Подле тракта есть деревенька. Народ там пуганый, и не
любопытный. А главное, там мы сможем приобрести коней.
- Это как это, - хмыкнул Сирон, - без денег? 
- Деньги нам не понадобятся, - мотнул головой Мириам, - там
наш человек, он то нам и даст коней.
- Черт, как у вас тут все на широкую ногу поставлено, - удивился
я, - наши-то думают, что всех шпионов знают на перечет. А оно-то вон
как.
- Вашим магам застилает глаза гордыня, - не отрывая глаз от
карты, проговорил Мириам, - они этого просто не хотят видеть. А мы
этим пользуемся.
- А что еще у вас есть, чего Совет не знает? - Спросил я,
особенно не надеясь на ответ.
- Ты еще не готов к тем знаниям, которые я мог бы тебе
рассказать, - как я и предполагал, ответил  Мириам, - все в свое время
узнаешь сам.
Он свернул карту в трубочку и поднялся.
- Пора идти. Собирайте вещи, сегодня мы должны постараться
выйти к тракту.
Сбор вещей много времени не занял. Собирать-то особенно
нечего было. И через пятнадцать минут я уже шел за Мириамом.
пробираясь через нетореные дебри Серколинского леса. День подходил
к полудню. Солнце пылало в зените, и если бы не раскидистые кроны
деревьев, сильно бы припекало.
Шадам проявлял невиданное мастерство своей породы. Двигался
он совершенно бесшумно, то, исчезая в кустах, то, появляясь, словно
призрак ниоткуда. Причем сам момент появления я при всем желании
засечь не мог.
Шагалось легко. Прохладный воздух, именно такой, какой и
нужен при дальних походах, иногда беспокоил несильный ветерок.
Мириам затянул какую-то песню на своем мне не известном языке. Но
тягучий, иногда резкий ритм нагонял то тоску, то непонятное веселье.
Вскоре мы вышли на звериную тропу.
- Часа через два выйдем к речке, - Мириам присел на корточки и
внимательно оглядел тропинку, - там мы сможем наполнить наши
фляги: о посмотрите-ка на это.
Я нагнулся, но ничего существенного и интересного не заметил.
Сирон оказался наблюдательней меня.
- Здесь недавно проходили люди, - сказал он, кивнув на
незамеченный мной доселе след ботинка.
- Точнее не люди, - как бы самому себе сказал Мириам.
- А кто?
- Орки, - Мириам провел пальцем, обводя след, - такие сапоги
люди не носят. 
- Оки? - Удивился я, - что они делают здесь, поблизости от
столицы?
- Ты меня спрашиваешь? - Вопросом на вопрос ответил Мириам,
- мне-то откуда знать? Но, скорее всего они промышляют здесь разбоем.
- А сколько их тут было? - Спросил Сирон.
- Я не могу сказать, - Мириам еще раз оглядел тропинку, - след
всего один. Он сохранился-то благодаря тому, что оставлен в стороне.
Все остальные следы, если они и были, затоптали звери. Теперь нам
надо быть осторожней.
Из кустов выскочил Шадам, и, обнюхав след, тихо зарычал.
- Странная реакция у твоего волколака, Мириам, - заметил Сирон,
- их порода обычно прислуживает оркам.
- Шадам из другой породы, он не степной волколак, а горный
тинтор. Видишь когти у него подвижные. Они никогда не прислуживали
оркам. Отнюдь, у них с ними старые счеты. Эту породу вывели
корсотские горцы.
- А кто это такие? - Спросил Сирон.
- Корсоты - это горский народ, - ответил Мириам, - раньше
многочисленное их племя занимало весь северный кряж. Они чем-то
походили на эльфов, наверное, своим статным сложением, и
одновременно на гномов потому, что рост их был невысок, а
единственной настоящей любовью являлись горы. Корсоты знали о них
многое, чтили и познавали их тайны. Основным промыслом у них была
охота на подземную живность. И именно для этой цели они создали,
пароду полу тигров, полу волколаков, и назвали ее - тинторы. Как у них
это получилось до сих пор не известно.
Много времени племя жило размеренной и спокойной жизнью. В
те древние времена, по земле ходили другие существа, в основном
бессмертные. Время было неспокойное. Шаткий баланс добра и зла еще
не устоялся, и вспыхивали великие войны, за передел не только мира, но
и права на жизнь. Еще не было ни гномов,  ни орков. Поэтому горы ни
кому кроме корсотов нужны не были. Но в один злополучный день в
наш мир вступили орки. Грязные, бесчеловечные варвары коим
предназначением было сеять одну лишь смерть. Эти твари ненавидели
солнечный свет как таковой и искали места, где царствует вечный
сумрак. Таким местом оказались подземные просторы страны корсотов.
И вспыхнула война. Орки и корсоты схватились не на шутку. 
Шла она довольно долго. Мирные корсоты научились ковать мечи и
доспехи, равных которым нет до сих пор. Они вкладывали в них и
знания металлов, и силу гор, как истинные гномы, но в тоже время, как
эльфы заклинали оружие и броню заклятьями жизни и света. Верными
помощниками в войне им были все те же тинторы. Для них 
выковывался очень прочный, но в то же время и почти невесомый
панцирь.
Не смотря на такое превосходство, в конце концов, в войне
победили орки. А корсоты ушли далеко вглубь гор.
- Так что же с ними стало потом? - Ошеломленный рассказом,
спросил я, - неужели все они исчезли?
- Об этом священная библиотека молчит. Но в народе говорят, за
непроходимыми ущельями, окруженный со всех сторон горами, стоит
одинокий монастырь. В нем живут потомки некогда могучего племени.
Я не знаю, правда  это или вымысел, но однажды, я забрался далеко
вглубь гор. Я шел в глухой, безжизненной лощине. С обоих сторон
возвышались гладкие неприступные скалы, казалось, подпиравшие само
небо. Засыпанная вулканическим шлаком тропка петляла и петляла в
черно-красной однообразности, постоянно содрогаясь от подземных
ударов. Вдруг из-за видневшегося невдалеке поворота послышалось
рычание и почти человеческие крики. Я сорвался с места и поспешил на
помощь, как я думал, взглянувшему в лицо смерти человеку. Но,
выпрыгнув из-за поворота, я увидел взбешенного скального демона,
атаковавшего волчицу с выводком. Спасти волчицу я не сумел, демон
просто расплющил ее, ударив о скалы. Когда я подоспел, демон уже
занялся поеданием выводка. Тогда я еще не так хорошо владел
искусством управления животными, да и демон, наверное, меня бы не
послушал. Но мой меч никогда меня не подводил. Эта тварь
возвышалась надо мной неприступным бастионом костяных пластин,
тугих мышц и острых как бритвы когтей. Но все-таки я победил,
отделавшись несколькими шрамами. Трое спасенных щенков, оказались
не волчатами, как я сначала подумал, а не кем иным как маленькими
тинторами. Сейчас уже второе поколение тинторов добросовестно и
преданно служит нам. А Шадам - это один из тех спасенных щенков.
Мириам поднялся и прислушался. Я непроизвольно проделал
тоже самое. Я не знаю как Мириам, но мой обостренный магией слух не
улавливал ничего, кроме привычного лесного гомона.
- Вроде все спокойно, - тихо сказал Мириам, - можем идти
дальше.
И мы пошли. Теперь, после того злополучного следа хочешь ни
хочешь, а приходилось идти осторожно. Мириам, наверное, что-то
приказал Шадаму, так как тот теперь все время бесшумно бежал впереди
нас, то и дело принюхиваясь.
Тропа скоро оборвалась около тихой, заросшей ивняком речки.
Здесь мы снова обнаружили следы орков. Старое кострище,
вытоптанная трава, изгаженные деревья с ободранной корой,
обглоданные кости каких-то животных, все это красноречиво говорило
о том, что орки здесь явно провели ночь. Мирам некоторое время
побродил по берегу, в компании с Шадамом, и подошел к нам.
- Орки здесь переночевали и ушли вдоль реки, по направлению к
красному озеру, - подтвердил мои догадки Мириам.
- Хотел бы я знать, что они вообще здесь делали, - пробурчал
себе под нос Сирон.
- Что они здесь делали, об этом подумаем позже, а сейчас наш
путь совершенно в другую сторону, - сказал Мириам, - не будем здесь
задерживаться.
Некоторое время мы продвигались вдоль реки, пока не вышли к
месту, где река шумно пробивалась через торчащие тут и там каменные
глыбы. Не долго думая Шадам, словно горный козел, перескакивая с
камня на камень, перебрался на другой берег и, высунув язык, с
усмешкой в глазах смотрел, как мы неуклюжа переползаем вслед за ним.
За рекой большей частью рос хвойный лес. И идти по замшелой
земле, продираясь сквозь густые заросли, становилось все труднее и
труднее. Ветки то и дело царапали руки, словно плети, хлестали по лицу,
цеплялись за складки дорожных плащей. В прелом полумраке росли
первые весенние поганки синюшно-серого цвета, радуясь разлапистым,
не пропускающим дневной свет, ветвям. Лес как бы не хотя пропускал
сквозь себя троих беглецов. Несколько раз я падал, поскальзываясь на
сырых стволах поваленных деревьев, и зарывался вытянутыми вперед
руками в гнилую, липкую труху. Сирон чуть не выколол глаз о некстати
подвернувшийся на пути сухой сук. Только Мириама это не касалось.
Он легко шествовал впереди, указывая пуль, и ветви, столь ретиво
докучавшие нам,  казалось, сами раздвигались перед ним, освобождая
проход. Что же касается Шадама, то ему окружающая обстановка, вроде
как, даже, нравилась. Он бегал вокруг нас и громко лаял, если кто-то
отставал. Его рана, на которой висело постоянно подпитывающееся
моей собственной энергией заклятье, зажила, и уже начали пробиваться
первые темно-серые волоски. Если все так и дальше пойдет, дня через
четыре и следа ужасного ожога не останется.
Солнце клонилось к западу. Все дружно ускорили шаг, никому не
хотелось ночевать в этом враждебном месте. Мириам поглядывал вверх,
как будто он что-то мог разглядеть сквозь сросшиеся друг с другом
кроны деревьев, и все наращивал и  наращивал темп. Я стал чаще
спотыкаться и поскальзываться, ноги отказывались идти, исхлестанное
ветвями лицо нещадно саднило. Когда я уже свыкся с мыслью ночевки
в лесу, деревья вдруг расступились, и выпустили нас на бескрайнее
поле.